Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Лунд по-прежнему была в черно-белом свитере с Фарерских островов, таком теплом и удобном. Она купила его сразу после развода, во время отпуска: увезла Марка на острова, чтобы смягчить удар. Свитер ей так понравился, что потом она купила еще таких же, только разных цветов и с разным рисунком, через один интернет-магазин…

— Моя бабушка была в таком, когда я видел ее в последний раз, — сказал Майер.

— Как мило.

— Да не очень. Тогда она лежала в ящике. Ненавижу похороны. Они такие… — он ожесточенно посигналил выехавшему под колеса велосипедисту, — бесповоротные.

— Вы придумали это, — сказала она, и он не возразил.

На Фарерских островах было зелено и покойно. Тихий, сонный мир вдали от урбанистического закопченного ландшафта Копенгагена.

— Готов поспорить, он не на грудь вашу пялился. То есть…

Она не слушала, пусть себе болтает. Может, выговорится.

В зеленом мире Фарер почти ничего не происходило. Люди просто жили день за днем. Сезоны сменяли друг друга. Коровы пускали ветры. Прямо как в Сигтуне.

— Куда мы едем, Майер?

— У себя дома Люнге не показывался с прошлого вечера. У него есть сестра, держит парикмахерскую на Христианхаун. Сегодня утром он навестил ее. Встреча переросла в скандал. — Майер осклабился. — Есть такие мужчины.

Сестра Люнге оказалась миловидной женщиной с длинными прямыми волосами и скорбным лицом.

— Где он? — спросил Майер.

— Понятия не имею. Он мой брат. Я его не выбирала.

Люнге прятался в переулке, когда она пришла утром открывать парикмахерскую. Прорвался внутрь силой. Но ему не повезло: в кассе было всего пять тысяч крон. Он забрал деньги, разгромил что под руку попалось и ушел. Сестра осталась собирать с пола осколки зеркала и разлитый шампунь, за чем и застали ее полицейские.

Лунд пошла осмотреться, предоставив Майеру задавать вопросы.

— Куда он пошел, по-вашему?

— Откуда мне знать, я от него отреклась. Но он болен.

— Это нам известно.

— Да нет. — Она постучала пальцем по виску. — Не только в этом смысле. Он болен. Болеет. Ему в больницу надо. — Она перестала мыть полы. — Никогда не видела его в таком плохом состоянии. Он просто хотел денег. Не забирайте его снова в тюрьму. Там он окончательно свихнется.

— У него есть какие-то друзья, подружка? Куда он мог пойти?

— Никого у него нет. После того, что он сделал, никто не хочет с ним общаться. — Она подумала с минуту. — Правда, была та женщина…

— Что за женщина? — спросила подошедшая Лунд.

— Тюремный волонтер, из тех, что навещают заключенных. — Сестра нахмурилась. — Вы, наверное, знаете, что это за люди. Верующие. Борются за каждую душу до последнего… Она звонила мне с месяц назад. Умоляла не бросать его. Говорила, что ему это поможет.

Они ждали продолжения.

— Ничего ему не поможет. Я его знаю. И потом… — Она обвела взглядом маленькую парикмахерскую. — У меня своя жизнь. И у меня есть право жить своей жизнью.

Майер поигрывал взятой со столика расческой.

— Имя этой женщины вам известно?

— Нет, извините. Я думаю, это можно узнать в тюрьме, там ведь регистрируют всех посетителей.

Сестра перевела взгляд на Лунд:

— Он убил ту девушку из новостей? Я так и знала, что к этому идет. Зря его выпустили из клиники. Он так боялся.

— У него будет причина бояться, когда я доберусь до него, — пробормотал Майер.

Женщина ничего на это не сказала.

— Чего он боялся? — спросила Лунд.

— Сегодня утром он казался таким напуганным. То есть… Не знаю.

— Нам нужно найти его. Мы должны поговорить с ним.

Она вернулась к своей швабре.

— Желаю удачи, — сказала она.

На улице лил дождь.

— Возьмите мою машину. Пусть кто-нибудь займется тюремным волонтером, — сказала она Майеру. — Сообщите мне результаты.

— А вы куда?

Лунд остановила такси, села в него и уехала.

Наполовину ослепшая семидесятишестилетняя Матильда Вилладсен жила в старой квартире вместе с котом по кличке Самсон и вторым своим другом, радиоприемником. По радио передавали музыку пятидесятых. То десятилетие она считала своим.

Запись танцевального оркестра сменилась новостями.

— Полиция наложила запрет на разглашение всех подробностей… — начал диктор.

— Самсон?

Пора было кормить его. Банка с кормом открыта, еда положена в миску.

— …касающихся убийства Нанны Бирк-Ларсен, тело которой обнаружено в понедельник.

Она подошла к кухонной раковине, выключила радио. В квартире гуляли сквозняки, было холодно. На ней было надето то, что она, почти не снимая, носила последние зимы: длинная синяя вязаная кофта, толстый шарф вокруг морщинистой шеи. Уж так дорого нынче отопление. Она же девушка пятидесятых. Ей не привыкать переносить лишения, она справится.

— Самсон!

Кот замяукал где-то в коридоре, но в откидную дверцу почему-то лезть не хотел. В своих растоптанных шлепанцах она прошаркала к входной двери, сняла цепочку. На лестничной площадке было темно. Небось, соседские ребятишки разбили лампочку. Матильда Вилладсен вздохнула, опустилась на больные колени, ворча про себя на некстати разыгравшегося кота.

Она ползала во мраке по площадке, ощущая сквозь чулки холод каменного пола, водила руками и звала:

— Самсон, Самсон. Непослушный котик, плохой котик…