Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Лунд заглянула в совмещенный санузел: новая раковина, новый унитаз, голые стены. Дальше виднелась еще одна комната, с надписью на двери: «Детская». Там было темно, только с улицы пробивался свет фонаря. Едва можно было разглядеть сложенные в углу вещи. Пока в детской были только игрушки для взрослых мужчин: воздушный змей, надувная лодка.

У окна пара высоких мужских ботинок. Она подняла их, осмотрела подошву, поскребла пальцем — засохшая грязь. Опять мысли о канале среди болот, о лесе. О том, что Драгёр совсем рядом.

На перевернутой пустой коробке она заметила бутылку. Белая этикетка, коричневое стекло. Лунд подержала ее в руке, запомнила марку.

Сердитый голос у нее за спиной произнес:

— Вы прошли туалет.

— Спасибо, — сказала Лунд, поставила бутылку на место и направилась прямо к выходу.

Пакет с пластиковым хомутом уже лежал в сумке. Вместе с Майером она вышла на улицу.

К Хартманну пришла ректор Кох. Они разговаривали в кабинете, Риэ Скоугор и Мортен слушали.

— Подозревают одного из наших учителей, — говорила директриса. — Скажите мне, что делать в такой ситуации!

— Что именно произошло? — спросил Хартманн.

— Мне только что звонили. Задавали вопросы. По-моему, они узнали…

— Что узнали? Мы договорились с полицией: сначала они должны говорить с нами.

— Кажется, им стало известно кое-что… — Она замялась. — Мне бы очень не хотелось навредить… В связи с этим несчастьем гимназия и так выглядит не лучшим образом. Может, отстранить этого учителя от работы?

— Полиция допрашивала кого-то?

— Еще нет, но их интересует конкретный учитель. Уже давно с ним произошел один неприятный инцидент.

— Что за инцидент? — спросила Скоугор. — Я проверила личные дела всех учителей. Там ничего не было.

— Все закончилось ничем. Не было доказательств… Но как же вы не видели? — настаивала Кох. — Я сама писала отчет. Все выдумки этой глупой девчонки. Учитель не виновен, я убеждена в этом. Полиция обратила на него внимание только потому, что он был классным руководителем Нанны.

— То есть дело только в этом давнем случае? — уточнил Хартманн.

— Никаких других причин быть не может!

Кох обвела взглядом Хартманна и его помощников.

— Я описала вам положение вещей. Свой долг я исполнила. Если полиция или газетчики снова придут в гимназию, вы обязаны…

— Не беспокойтесь об этом, — сказал Хартманн и взял ручку. — Назовите мне его имя. Я сам разберусь с полицией. Уверен, все уладится.

— Это Рама, так мы его зовем, а полное его имя Рахман аль-Кемаль.

Она стала произносить фамилию по буквам, но Хартманн перестал писать:

— Он учитель во Фредериксхольмской гимназии?

— Да, как я вам только что сказала.

— И полиция им интересуется?

Нетерпеливый вздох:

— Да. И поэтому я здесь.

Он посмотрел на Скоугор. Она нахмурилась, непонимающе качнула головой.

— Что-то не так? — спросила Кох.

— Нет. Я просто должен проверить… — Он взглянул на нее. — Вы не возражаете, если я попрошу вас на минуту нас оставить? Угощайтесь кофе, пожалуйста.

Он закрыл за ней дверь. Скоугор тоже встала с кресла.

— Что происходит? — спросил Мортен Вебер.

— Я только что пожимал руку участнику нашей программы интеграции, и его звали Рама, — сказал Хартманн. — Во время игры в клубе.

— Что?

Вебер яростно набросился на Скоугор:

— Он встречался с учителем из той гимназии? И ты об этом не знала?

— В списке учителей такого имени не было! Я проверила каждое дело. Если бы я заподозрила что-то неладное, то ни за что бы не пустила Троэльса на ту игру!

— Но он там был! И общался с тем учителем! — воскликнул Вебер.

— Я проверила каждое дело, Мортен!

Хартманн не вмешивался, не желая принимать чью-либо сторону.

— Кто подбирал для тебя личные дела? — спросил Вебер, пытаясь действовать конструктивно.

Скоугор еще кипела, но старалась сдерживаться.

— Один из сотрудников администрации.

Вебер вскинул в отчаянии руки:

— Ну я же говорил тебе!

— Он принес мне папки. Я все проверила. Что еще я должна была сделать? Что?..

Вебер вскочил, заметался по кабинету с воплями:

— Ты должна была сказать мне, Риэ! Могла бы спросить хоть раз. Вместо того чтобы идти напролом и делать все, что взбредет в твою маленькую скудоумную головку…

— Мортен, успокойся, — прервал его Хартманн.

— Успокоиться? Мне успокоиться? — Взбешенный Вебер с красным лицом махнул рукой в сторону двери. — Я двадцать лет проработал в этих коридорах. А потом явилась она, продавщица стирального порошка, провела здесь десять минут и решила, что все знает…

— Мортен! — резкий тон Хартманна заставил Вебера умолкнуть. — Хватит.

— Да, Троэльс. С меня хватит. — Вебер схватил портфель, покидал туда дрожащими руками свои бумаги. — Будем откровенны. Если твоей избирательной кампанией руководят из постели, то извини, это место не для меня…

Хартманн вихрем налетел на него, сжимая кулаки:

— Мне плевать, сколько лет мы работали вместе. Такого я не потерплю. Убирайся. Иди домой.

Вебер сделал именно это. Не произнося больше речей, не бросаясь обвинениями и оскорблениями, он взял портфель и ушел.

Риэ Скоугор молча стояла в стороне. Когда Вебер ушел, тихо сказала:

— Спасибо.