Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Итак, Нанна Бирк-Ларсен. Девятнадцать лет, хотя легко может сойти за двадцатидвухлетнюю. Волнистые светлые волосы. Умеет обращаться с косметикой. Свободно и уверенно улыбается в объектив. Совсем не так, как подросток.

Да, они по-прежнему не знают эту девушку. Чего-то не хватает.

Лунд собрала вещи, по дороге попрощалась с дежурными, задумчиво вышла в коридор.

За ее спиной затопали шаги. Это бежал Майер, запыхавшийся, с безумными глазами.

— Лунд, — произнес он, — мне ужасно жаль.

— О чем вы?

— Он попал в аварию.

6

Понедельник, 10 ноября

Она спала на стуле возле его койки в больничной палате. Голова Бенгта была обвязана бинтами, в правой руке игла капельницы, на левой гипс. Он не просыпался всю ночь. Даже когда она склонилась к самому его лицу и прошептала его имя.

Когда утро стало понемногу пробиваться сквозь запыленные окна, Лунд осмотрелась. Рядом с кроватью лежали его вещи, которые привезли вместе с ним с места аварии на мосту по дороге в Мальмё: пальто, шарф, свитер. И черный кожаный портфель, из которого торчали бумаги. На бумагах Лунд заметила полицейские штампы.

Она проверила, спит ли Бенгт, и стала перебирать документы. Портфель был набит ими доверху: результаты аутопсии, сводки осмотра места преступления, отчеты судмедэкспертов, фотографии, официальные отчеты.

Она села на пол, разложила бумаги перед собой и стала изучать их одну за другой.

Ее размышления прервал хриплый голос.

— Ты права, — проговорил Бенгт с трудом. — Он делает это не впервые.

Лунд оставила бумаги, подошла к нему:

— Как ты себя чувствуешь?

Он не ответил.

— Врачи сказали, что у тебя сотрясение и перелом руки. Машину можно выбрасывать. Тебе повезло.

— Повезло?

— Да, крупно повезло. Ты же не спал сколько…

— Я так разозлился на тебя. Решил, что с меня хватит. И поехал домой. Господи…

Лунд не могла понять, что это с ней: глаза странно защипало, мысли разбежались. Неужели она собирается заплакать?

— Я не знаю, почему я такая, — тихо проговорила она. — Прости меня. Я ничего не могу поделать с собой. Иногда…

Рука Бенгта оторвалась от одеяла, накрыла ее ладонь. Их пальцы сплелись. Тепло. Близость.

— Я прочитал твои материалы. Это преступление совершено не в приступе страсти. Оно необычно.

— Потом поговорим об этом, — сказала она, понимая, что хочет продолжать.

— Возможно, у него есть какой-то метод, — размышлял Бенгт, закрыв глаза.

— У нас было такое предположение, но мы не смогли найти в старых делах ничего похожего.

— Если у вас нет аналогий, это не значит, что подобного никогда не было. Он сбросил Нанну в воду. Ты видела это место: отдаленное, пустынное. Может, были и другие жертвы, просто их никто не обнаружил.

— Давай потом, Бенгт.

— Нет, — сердито возразил он, теперь глаза его были открыты, — ты не знаешь, что значит это слово. Поэтому я говорю тебе это сейчас. Его возбуждает мысль, что только он и девушка знают, как и где наступит конец. Для него это и есть интимная близость. Почти любовь.

— Потом, — повторила она и включила телевизор.

Они вместе посмотрели новости. Букард сообщил прессе о том, что Кемаль невиновен, что он попал под подозрение в результате трагического совпадения. Не было сказано ни слова о том, что полицию ввели в заблуждение.

Так уж устроен мир. Ты или прав и герой, или ошибся и злодей. И между двумя этими ипостасями нет остановки на полпути, нет никакой промежуточной зоны. Во всяком случае, по мнению средств массовой информации. Черное или белое, и все.

И то же самое в политике, думала она, глядя на повтор сюжета о теледебатах Хартманна и Бремера. Ничто не изменилось в их словах, жестах, выражениях их лиц. Только раньше казалось, что Бремер выглядит предпочтительнее: и держится увереннее, с чувством собственного превосходства, и глаза горят победным огнем. Теперь те же кадры производили обратный эффект: вальяжность Бремера граничила с самодовольством и легковесностью, а неосторожная и на первый взгляд необоснованная защита учителя его оппонентом свидетельствовала об отваге и дальновидности Хартманна.

Контекст — вот что определяет наше восприятие. Но чтобы увидеть контекст, необходимы факты, точка отсчета, зафиксированное положение в пространстве, откуда мы уже сможем производить оценки.

В деле Бирк-Ларсен все эти составляющие контекста отсутствовали.

— Мне сказали, что выпишут уже сегодня, — сказал Бенгт, выключая телевизор.

— Я поговорю с мамой. Можем пока пожить у нее.

— Не тревожься. Я поеду домой в Швецию.

Лунд испытала нечто похожее на моментальный приступ паники.

— Почему? — спросила она.

— Во-первых, ты занята. Во-вторых, у нас в доме идет ремонт, там работают строители. А в-третьих, вряд ли твоей матери все это доставит радость.

Он на секунду прикрыл глаза, утомленный разговором. Она смотрела на его разбитое лицо и думала, что такие ушибы долго не заживут.

— Не надо стыдиться своих ошибок, — сказал он.

— Хочешь воды?

Она поднялась. Он остановил ее пожатием руки.

— Не волнуйся. Вы обязательно его найдете. Будь терпелива, — сказал он, глядя ей в глаза.

Лунд присела на край койки:

— А если нет?

— Найдете.