– Ошибка? Я ошибок никогда не совершаю, птичка. Не тогда, когда дело касается моего удовольствия. – Он подцепил ее за подбородок, нежно провел большим пальцем по коже. – Если я тебя касаюсь, то это значит, что я сам так решил, а ты сама так захотела.
– А тебе не кажется странным то, что еще совсем недавно я тебя ненавидела? Что я хотела твоей смерти, что ты выбрал меня в жертву? Что мне, возможно, все еще придется умереть?
Несколько секунд он задумчиво молчал. Потом потряс головой:
– Нет, не кажется. Честно говоря, я тебя тоже сначала ненавидел за все то, что ты собой олицетворяла. До сих пор ненавижу, но уже
Эйра сжала кулаки, возмущенная его манерой так прямолинейно выражать все свои мысли.
– Ну и иди тогда. Выбери другую девушку, покрасивее, которую ты бы легче возжелал. Козел.
Он усмехнулся:
– Это что, ревность?
– Да! – прошипела она. – Сначала ты разводишь меня на заботу, а в следующую секунду уже бесишь до невозможности!
– А ты просто заставляешь меня
Сердце Эйры бешено колотилось в груди, а дыхание стало рваным при виде его затуманенного взгляда и идеальных пухлых губ.
– Да, – прохрипела она.
– Тогда ложись на шкуры, – произнес он, нежно заводя локон волос за ее ухо.
– Я никогда…
– Сегодня я девственности тебя не лишу, но я научу тебя большему, чем просто магия. Заставлю испытать такое наслаждение, которого ты и представить себе раньше не могла.
Жар охватил все тело Эйры от этих пьянящих и жарких слов, и, когда он отошел от нее, предоставив ей самой выбирать, в ней не осталось ни капли сомнений и ни крохи отрицания.
С силой сглотнув, она не только легла на шкуры, но и сняла с себя сапоги, а затем и всю одежду, пока наконец не осталась перед ним совершенно нагая. Такой ее еще не видел ни один мужчина, но она почему-то совсем не нервничала. Перед ним она такой предстала уже второй раз, но этот момент сильно отличался от того, когда она чуть не утонула в ванне.
Пока она ложилась на шкуры, он не сводил с нее голодного взгляда, словно хищник с желанной добычи. Полуприкрыв глаза, Морозко подкрался к ней немного ближе, и сердце Эйры забилось еще сильнее, когда он опустился на пол перед ней и медленно, ласково прижал губы к ее разгоряченной коже. Открыв губы Эйры, он проник в ее рот языком, где сплелся в танце с ее собственным. Его пряный запах накрыл собой все органы ее чувств, рассыпая щекотку по коже. Проведя ладонями по его груди, Эйра потянулась к завязкам его штанов, но он покачал головой и отстранился. Его губы припухли от жарких поцелуев.
– Всему свое время. Сначала я доставлю удовольствие тебе. А теперь ложись.
Эйра кивнула, и он снова вернулся к ее губам, мягко опуская ее на спину. В этот момент ей хотелось больше никогда и ни в чем ему не отказывать. А потом, когда его рука оказалась между ее ног, совсем как раньше, но на этот раз на пути не встретила никакой одежды, лишь кожа к коже. Она ахнула, выгибаясь ему навстречу, когда его пальцы начали вычерчивать круги. Он ускорил темп, завораживая ее установившимся ритмом, и у нее вырвался еще один жалобный, сдавленный звук. Она и не знала, что он мог быть так нежен, так внимателен – все это время она думала, что он только брал силой, что хотел, а не отдавал себя вот так вот, самозабвенно.
– А теперь я попробую тебя на вкус, – хрипло сказал Морозко. – Если ты захочешь, чтобы я остановился, скажи лишь слово. – Он спустился поцелуями вниз по ее шее, чуть прикусывая и проводя языком влажную дорожку до груди. Подцепив языком напряженный сосок, он втянул его в рот, сминая в пальцах вторую грудь. Потом, отпустив ее изо рта, он продолжил спускаться дальше, целуя ее кожу все ниже и ниже, медленно, так медленно, что она уже не могла сдержать мольбы.
– Морозко, ты мне нужен.
– Говори мое имя таким тоном и дальше, птичка, и тогда я буду ублажать тебя хоть целую вечность. А теперь раздвинь-ка ноги для меня.
В ней наконец-то проклюнулась нотка волнения – не потому, что она его не хотела, а потому, что это могло стать самым откровенным, самым интимным, что она когда-либо делала раньше. Но она хотела открыться ему. Особенно после того, как он показал ей себя с той стороны, которую никому никогда не показывал. Прикусив губу, она раскинула ноги.
Морозко поднял голову, не сводя с нее голодных глаз.