Убийство Маргарет Тэтчер

Но она уже ускакала, покачиваясь на ходу, унеслась к лестнице, приволакивая ногу, как бодрый ветеран. Я услышала ее дыхание над своей головой. Она сказала, будто обращаясь к себе: «Она думает, это еще хуже».

Я догнала ее наверху, в том самом первом номере. Она прислонилась к двери. Не выказывала ни малейших признаков утомления, разве что одно веко подергивалось. Уголки губ приподнимались в такт этому движению, обнажая мелкие зубы.

— Я согласна на этот номер, — сказала я. Мои ребра болели от напряжения. — Давайте закончим с поисками.

Внезапно к горлу подкатила тошнота. Ангел мигрени тяжело оперся на мое плечо, рыгнул мне в лицо. Хотелось упасть на кровать. Но вежливость требовала держаться. Девушка отпустила мою сумку, без нее она выглядела еще более перекореженной, руки-лопаты обвисли, нога елозила по полу. Что мне нужно сделать? Попросить остаться на чашечку чая? Или предложить денег за помощь? Вряд ли я смогу достойно оплатить услуги такого носильщика, такой подвиг; к тому же, вполне возможно, я окажусь перед нею в большем долгу, прежде чем покину это место, а потому, наверное, с чаевыми лучше повременить.

Мне было грустно, пока я стояла в дверях, ожидая мистера Симистера. Начался легкий насморк. Когда мистер Симистер приехал, я сообщила ему:

— У меня сенная лихорадка.

— Тут совсем близко, — ответил он. И прибавил после долгой паузы: — До места встречи. Можно дойти пешком. — Я попятилась обратно в отель. — Но раз вы болеете… — Я вся сжалась внутри: откуда он знает про мои болячки? — Хотя в такую ночь… Пыльца оседает наземь. Я бы на вашем месте… Как-то так.

Лекцию мне предстояло читать в здании, которое не назвать иначе как заброшенной школой. Пустые, типично школьные коридоры, полированные таблички на стенах, с надписями вроде: «Дж. К. Роулинг, Кантаб[17], 1963». И неистребимый запах школы — полировка и потные ноги. Но ни следа современных учеников. Возможно, они все бежали в горы и оставили здание в распоряжении «Книжной группы».

Несмотря на дождь, члены клуба собрались в поистине героическом количестве — человек двадцать по меньшей мере. Они расселись по всему просторному залу с длинными рядами кресел, на тактичном удалении друг от друга — мало ли, мертвым вздумается заглянуть на огонек. Некоторые опирались на трости и палки, многие носили бороды, в том числе женщины, а молодежь — на первый взгляд вполне разумная — отличали остекленевшие, расфокусированные взгляды; под сиденьями они прятали пухлые свертки, в которых я мгновенно опознала рукописи научно-фантастических романов — они попросят меня забрать эти рукописи с собой, прочитать на досуге, оценить и отправить обратно почтой («конечно, когда вам будет удобно»).

Обычные люди просто смотрят, а у профессионалов собственный, безличный способ разглядывать публику. Я устроилась за столом, выпила воды, перелистала свои заметки, проверила, где лежит носовой платок, подняла голову, оглядела зал, предприняла подобие попытки установить зрительный контакт, выжала из себя улыбку и продемонстрировала ее аудитории: не сомневаюсь, вид у меня был как у одной из тех кивающих собачин, что так часто можно увидеть за задним стеклом «Остин Маэстро»[18]. Мистер Симистер возвысился над сценой; написать просто «встал» значит не передать и толики впечатления, которое произвело это действие.

— Наша гостья, к сожалению, не очень хорошо себя чувствует, и, полагаю, вы, как и я, соболезнуете ей, страдающей от сенной лихорадки, а потому она выступит перед нами сидя.

Я уже чувствовала себя дурой, а он выставил меня еще большей дурой. Никто не валится с ног из-за сенной лихорадки. Но сама виновата — нечего было язык распускать. Я бойко затараторила, вставляя по случаю шутки, и даже ухитрилась добавить в свое выступление одно или два упоминания о местных реалиях совершенно спонтанно. Потом были обычные вопросы. Откуда взялось название первого романа? Что произошло с Джой в конце «Чаепития в Бедламе»? Каковы, если задуматься, источники моего творчества, кто сильнее всего на меня повлиял? (Я перечислила, как обычно, список неудобоваримых, несуществующих русских фамилий.)

Мужчина в первом ряду спросил:

— Если позволите, что побудило вас обратиться к биографическому жанру, мисс Р.? Или все-таки миссис?

Я криво усмехнулась, как всегда, и ответила:

— Зовите меня Роуз, так будет проще.

В зале зашептались — еще бы, это ведь не мое имя.

На обратном пути мистер Симистер сказал, что лично ему кажется — мероприятие имело большой успех, уж всяко лучше прочих, и от лица всех членов общества выражает мне благодарность. Мои руки были липкими от прикосновений фантастов, на манжете красовался развод от фломастера, и я была голодна.

— Надеюсь, вы покушали, — вдруг произнес мистер Симистер. Я вжалась в кресло. Не знаю, с чего ему надеяться на что-либо подобное, но я моментально приняла решение в пользу голодания, что бы там ни предполагалось на потенциальной вечеринке, где члены «Книжной группы» могут прятаться под скатертями или висеть на вешалках вниз головами, точно нетопыри.