Убийство моей тетушки. Убить нелегко (сборник)

И так продолжается весь розыгрыш, в течение которого доктор вновь и вновь интересуется: а) кто разыгрывает, б) какие козыри, в) чей ход (причем последний вопрос непременно задается, когда нужно ходить ему самому), – и еще десятком животрепещущих проблем разной степени глупости. Единственный случай, когда он не задает вопросов, – это когда партнер кладет карту не в масть. Как следствие его тугодумия, мне лично пришлось дважды брать ход назад. Натурально, когда игру делает сам Спенсер, он обычно забывает, чего собирался достичь, и ходит не с той руки, что в скором времени оборачивается печальными последствиями. Очень он меня этим вечером подвел.

До самого последнего роббера карта мне не шла, а когда удача наконец слегка развернулась лицом, доктор не удержался от замечания:

– Рад, что вам достался хоть роббер престижа, Эдвард. Не слишком хорошо у вас сегодня шли дела. Ну да отрицательный опыт – тоже опыт!

Сам отдавив мне все мои молодые мозоли (а он их отдавил, без всякого сомнения!), теперь этот человек еще и произносит нечто подобное! «Тоже опыт!» Да я успел забыть про бридж больше, чем он за всю жизнь усвоил, и не объявляю четверку с шестью пиками младше дамы, как моя тетя. А если бы я так и поступал, то мне уж точно не везло бы находить бы в прикупе трех тузов, как ей. Думаете, ей помогает ценный опыт? Просто инстинкт и чувство колоды! Так и сама старуха утверждает! Всегда приговаривает нечто в этом роде, чтобы оправдать свои дерзкие до бесстыдства карточные эскапады. Не удивлюсь, если доктор Спенсер под столом толкает ее ногой, когда следует. Он на такое способен.

Конечно, аукцион вообще – игра устаревшая, да и контракт хоть современная, но довольно грубая, примитивная, как почти все американское. Цивилизованные люди в наши дни предпочитают французский вариант – плафон.

Затем (уже дома) последовал добрый ужин – добрый по тетиным представлениям, да еще вдобавок испорченный ее покровительственной попыткой как-то возместить гастрономически то, что она у меня выиграла. Меню в Бринмауре, так же как интерьеры, составляется по принципу старины. Ни единого нового блюда, никаких тонких соусов, ни малейших попыток хотя бы изобразить какой-то стиль наша Великая Кухарка не делает. Всегда только простая, невзрачная, «одноцветная», скучная английская еда – по-своему, должен признать, неплохая, но тотально неизменная.

А после этого – марш в постель и сон. Один сон на всю ночь – сон о том, как автомобиль марки «Моррис» летит кувырком-кувырком-кувырком по отвесной круче прямо на дно Лощины.

– Эдвард, – сообщила мне тетка утром за завтраком, – тебе не следует так наедаться за поздним обедом. Сегодня ты несколько раз кричал во сне.

Часть II Тормоза и печенья

Глава 1

Уже довольно давно это место, именно это конкретное место на дороге, совсем недалеко от Бринмаура, завораживало меня.

Главные ворота садовой ограды на какие-нибудь 25–35 метров отстоят от парадного входа в дом, перед которым есть пустая асфальтированная площадка – полезная в хозяйстве, но совсем не живописная. Полагаю, тетя отдает себе отчет в недостатке у нее красоты, поэтому по левую руку от площадки, сразу как выйдешь, высажен растительный бордюр. Весной там вырастают луковицы, летом – всякие цветы, осенью – только георгины. Всему этому тетка отдает даже больше забот, чем остальному в домашнем хозяйстве (а ведь и остальному – немало). Она искренне предана своему саду, и иногда ей удается даже меня втянуть в попечение о нем, столь тягостное для ума и тела. Впрочем, ее выдающихся цветочно-овощных успехов нельзя не отметить. Вот фрукты ей не даются – ведь солнце так скупо одаряет лучами нашу одинокую обитель.