– Так вот, поскольку я так считаю, у меня к вам две просьбы. Вспомните, Эдвард, обо всем, что тетя для вас сделала, и подумайте: разве не в вашей власти освободить ее от материальных забот по вашему содержанию и от душевных забот по присмотру за вами? Не следует ли вам покинуть ее дом и самому начать зарабатывать себе на жизнь? Признаюсь честно, не знаю, каким образом вы могли бы это сделать, но, несомненно, у вас хватит мозгов, чтобы заняться чем-то иным, кроме бессмысленного безделья в Бринмауре. Простите, я бы не хотел показаться резким, и во всем этом нет вашей вины. Тете следовало давно указать вам на все это, но она никогда не стала бы этого делать, хотя я знаю, что ей часто советовали поступить именно так. (
Разумеется, подобные глупости мне и в голову не придет хорошенько обдумывать. Душевные заботы по присмотру за мной – ха-ха! Однако же, пока чертов дуралей извергал из себя столь радикальные речи, мыслительный процесс в моей голове действительно резко ускорился. Сейчас очень и очень неподходящий момент, чтобы пробуждать чьи-либо подозрения касательно моих чувств к тетке. Особенно – подозрения ее лечащего врача. Ответ мягкий, смиренный – как раз то, что могло бы избавить меня в настоящий момент от всяких arriere pensees[44]
. Несколько секунд я молчал, напряженно размышляя. Затем заговорил очень медленно, словно бы взвешивая слова, а на самом деле – чтобы они поглубже увязли в сознании старого олуха:– Да… Конечно… Я так и поступлю. В сущности, знаете ли, я часто думал об этом. Проводить здесь время в бессмысленном, как вы выразились, безделье – несколько скучно. Мне приходило в голову, что хорошо было бы поселиться где-нибудь еще, но, сами понимаете, тетя Милдред так беззаветно привязана к усадьбе, что предлагать ей переезд немыслимо. – Тут я опять вступил на скользкую почву. Сама подобная мысль – это всякий бы заметил – показалась Спенсеру кощунственной. – Но существуют, понимаете ли, объективные трудности. Невозможно получить работу – по крайней мере такую, какая стоила бы того, чтобы работать, – без соответствующей подготовки. А я, знаете ли, ничему конкретному не учился. Разве стоит как-то попробовать себя на литературном поприще? И еще, что касается обучения: честно говоря, до сих пор не могу остановиться на чем-то, что влекло бы меня по-настоящему. А если бы такое дело нашлось, то на время овладения им – вдали от дома – мне потребовалось бы бо
– Полагаю, об этом можно договориться, если ваша тетя искренне поймет серьезность ваших намерений, в какой бы области они ни лежали.
Тут-то, конечно, он себя и выдал. Именно в этом состояла далеко идущая цель тетки – избавиться от меня ценой жалкой надбавки к содержанию, чтобы потом запереть на всю оставшуюся жизнь в какой-нибудь безрадостной конторе, – и прощупать почву она уполномочила Спенсера. Нет, спасибо, это не для меня, и речи быть не может, ни на каких условиях! Но пока, хоть я и раскрыл с легкостью маленький заговор моей родственницы с доктором, свои карты выкладывать рано. Наоборот, под таким предлогом следует изящно выиграть пару дней!
– Понимаю. – Я выждал паузу. – А какую специальность или род занятий вы представляете себе, когда говорите о «серьезных намерениях»?
– О, Эдвард, дорогой мой, я понимаю: пока рано говорить об обстоятельном плане, разработанном во всех деталях. (
Мои губы тронула невольная улыбка. Наивный старый юноша! Как он себе это представляет: я выхожу на «авансцену» и торжественно объявляю, в какой именно круг ада решил направить свои стопы? Комедия, да и только. Интересно, а если бы я выразил намерение уйти в церковь, стать священником? Тут бы он, наверное, просто рухнул как громом пораженный, а ведь, если разобраться, сутана мне подходит точно так же, как какая-нибудь адвокатская мантия, нарукавники бухгалтера или банковского клерка.
– Что ж, обещаю вам тщательно все обдумать. – Двигатель «Ла-Жуаёз» при этих моих словах мелодично заурчал. Этот намек дошел даже до Спенсера.