Убийство на 45 оборотах

– Знаешь, в общем-то любовь – глуповатая штука. Особенно когда она становится обыденностью. Видишь, я не сержусь, что мне пришлось за тебя сражаться. У нас трудное будущее, но тем лучше.

– Ну-ну, – воспротивился Лепра, – это я за тебя сражаюсь.

– Давай разберемся, – не соглашалась Ева. – Разумеется, я отказала Мелио, чтобы ему досадить, это прежде всего. Но, кроме всего прочего, я просто не в состоянии петь его песню. Но есть и другое – я отказалась, думая о тебе. Я подумала, что мне представляется удобный случай сделать некоторую передышку и посвятить себя твоему успеху. Сам по себе он не приходит. Тут дело не столько в таланте, сколько в поддержке, в рекламе… И в то же время, если я уйду со сцены, я выбью из колеи всех этих Мелио, Брунштейнов и Маскере. Они же злятся, считают меня ничтожной певичкой. Это лучший способ защитить тебя.

– Я не смотрел на вещи с этой точки зрения, – признался Лепра.

Они перешли широкую улицу, уходившую куда-то далеко, в ночь… Мимо проехали два велосипедиста.

– Помнишь слова на пластинке? – спросил Лепра. – Тебе не кажется, что в них угроза? «Берегись…» – это тебе. Предположим, Мелио получил такую же пластинку.

Если ты откажешься петь, попадешь под подозрение. Тебе придется исполнить эту песню, милая. Займешься мной попозже. Время есть. Я даже не уверен, что мечтаю о карьере виртуоза. Сначала ты.

Они оба пытались завладеть друг другом под предлогом нежной заботы и понимали это. Но никогда раньше они так не любили друг друга.

– Поцелуй меня, – прошептала Ева.

Они стояли в самом центре небольшой поляны, но вызывающе долго не размыкали объятий.

– Черт с ними, а? – предложила Ева. – Черт с ними со всеми.

– К черту! – повторил Лепра.

Они рассмеялись уже искренне и пошли, держась за руки, словно деревенские молодожены. Теперь их игра состояла в том, чтобы, не дай Бог, не обнаружить своих тайных мыслей. Они вышли на улицу, к сверкающей огнями станции метро.

– Это последний отель с левой стороны, – сказала Ева. – Предупреждаю тебя, репутация у него не безупречная. Но зато чисто.

Странная женщина – для нее чистота была символом морали.

Лепра щедро дал на чай, чтобы не указывать на карточке фамилию своей спутницы, и они сели в кафе поужинать. Ева сквозь темные очки рассматривала людей за столиками. Большинство резалось в карты, утопая в дыму «Голуаз».

– И что тебя сюда тянет? – сказал Лепра. – Никак не пойму.

– Я тоже не понимаю, – сказала Ева. – Это очень сложно. Мой муж тоже не понимал. Извини. Я заговорила о нем только потому, что, может быть, он как никто другой способен был ощутить это. Но я часто думаю, может, просто-напросто мужчины недостаточно умны?

Усатый лысый официант наконец подошел к ним.

– И все-таки, – сказал Лепра. – Я думаю, что не так уж это все таинственно. Тут движение, жизнь, шум…

– Не в этом дело…

– Обстановка соответствующая, можно расслабиться.

– Нет, тут другое… Эти люди играют в карты, пытаются обрести свое маленькое счастье… Я чувствую, чего им не хватает, ради чего они собираются вместе. И мне кажется, что я могу дать им это. Они как заблудшие дети.

– Значит, я прав, что хочу писать песни?

– Этого недостаточно.

Ева почти не ела, только пила божоле, и все время курила. Ее взгляд перебегал от денежных автоматов к играющим в белот.

– Нет, этого недостаточно, – продолжала она. – Спеть для них – это уже что-то. Надо бы сделать нечто большее… не знаю, что. Принести жертву, но не печальную жертву…

К ним подошел клошар, продающий орешки. Ева купила два пакетика и принялась грызть.

– В общем, – тревожно подытожил Лепра, – мужчины тебе недостаточно.

Они снова увязли в этом бесплодном споре, длившемся уже более полугода. Но Лепра не забывал, что убил Фожера, может быть, потому, что Ева никогда не отвечала толком на его вопросы. Он упрямо настаивал:

– Ты бы хотела любить всех мужчин в одном, и чтобы этот человек был бесконечно изменчив. Тебе надо выйти замуж за такого.

Она сняла очки и посмотрела на Лепра почти с материнской нежностью.

– Мне не хочется причинять тебе боль, Жанчик. Что ты себя терзаешь? Мы ведь счастливы с тобой. Так в чем дело?

Они встали из-за стола и поднялись в номер. Ева открыла окно. Где-то вдалеке играла музыка. Они узнали мелодию Фожера. Лепра затворил ставни. Но мелодия проникала сквозь стены. Они слушали, не произнося ни слова.

– Скоро это будет шлягер!

– Замолчи!

Аккордеон звучал все мягче, поэтичнее, и казалось, что это поет чей-то далекий голос. Они уже не думали о своем решении послать все к чертям, забыть. Они слушали Фожера. Лепра сел на кровать.

– Договорись лучше с Мелио. Тебе нельзя уходить со сцены. Вспомни, что ты мне только что сказала: тебе нужна публика.

– Это ничего не изменит, – заметила Ева. – Кто-то подозревает правду. Может быть, и Мелио.

Аккордеонист томно выводил «Наш дом». Ева скинула платье.

– Слишком уж они обрадуются, если им удастся уничтожить меня.

– Но если ты откажешься, сама же будешь на меня сердиться.