Убийство на Аппиевой дороге

— Отлично вижу. И у меня хорошая память на голоса. Ты ведь отец Метона, верно? А ты, — обратился он к Эко, — его брат, тебя зовут Эко.

— Да, верно. — Я попытался рассмотреть его. Густые брови, сплющенный, как у кулачного бойца, нос. Кто бы это мог быть, если он нас знает?

— Мы встречались в прошлом году, когда вы приезжали навестить Метона в Равенне. Я тоже служу под командованием Цезаря. — Он умолк, выжидая; но видя, что я по-прежнему не узнаю его, пожал плечами. — Что там за зарево — не пожар?

— Нет. Толпа с факелами.

— Там столько народу?

— Да. Пришли увидеть тело. Его жена, Фульвия…

— Фульвия? — Это было произнесёно с какой-то странной интонацией, словно имело для него особое значение.

— Да. Она оплакивает мужа. Да ты, наверно, слышишь и отсюда.

Он снова глубоко вздохнул.

— Пожалуй, надо и мне туда пойти. Что ж, до свидания. Гордиан. До свидания, Эко. — Он шагнул к телохранителям, и они продолжили свой путь.

— До свидания, — отозвался я, всё ещё не имея понятия, с кем говорю. Дождавшись, пока они отошли, я обернулся к Эко.

— Ты знаешь, кто это?

— Да. Мы действительно встречались в прошлом году — в ставке Цезаря, в Равенне. Он поскромничал, когда сказал, что тоже служит под командованием Цезаря. По словам Метона, он один из ближайших его помощников. Фактически правая рука. Мы виделись мельком, я и сам забыл об этом. Странно, что он нас узнал. Хотя он ведь политик, а политики хорошо запоминают людей. В Риме он уже несколько месяцев, добивается должности. Я пару раз слышал, как он выступал с речами на форуме. Да ты и сам наверняка его видел.

— Может, и видел. Как его зовут?

— Марк Антоний.

Глава 3

За завтраком Бетесда и Диана потребовали от меня подробностей. Щадя их аппетит, я старался по возможности опускать наиболее натуралистические детали; но мои женщины желали знать всё. Впрочем, политические соображения и препирательства мужчин оставили их равнодушными. Зато они проявили живейшее любопытство ко всему, что касалось убранства дома, и в особенности к тому, как выглядела и вела себя Клавдия.

— Неужели прошло уже четыре года после суда над Марком Целлием? — спросила Бетесда, осторожно дуя на ложку с горячей кашей.

— Да, почти.

— И подумать только, за всё это время мы ни разу не видели Клавдию.

— Вообще-то, ничего удивительного; нам ведь не приходится вращаться в высшем обществе. Хотя, кажется, она всё это время не часто появлялась на людях. История с судом не прошла для неё бесследно. Она показалась мне совершенно другой женщиной.

— Правда? А мне вот показалось, что она довольно-таки демонстративно пригласила тебя в дом своего брата — так, чтобы ты почувствовал, что тебя отличили. Ей что-то от тебя нужно.

— Да будет тебе, Бетесда, она просто не помнила себя от горя.

— В самом деле?

— Говорю же, она с трудом удерживалась, чтобы не разрыдаться в голос.

— Ну, рыдать — это одно. А не помнить себя от горя — другое.

— Не понимаю.

— Нет? Ешь осторожнее, Диана. Каша ещё горячая. Смотри, не обожгись.

Рассеяно кивнув, Диана проглотила полную ложку.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я ничуть не сомневаюсь, что она в горе из-за смерти брата. Все знают, как они были близки — по крайней мере, так считалось. Да ещё он погиб такой ужасной смертью, судя по ранам. Ужасно! — Бетесда помешала кашу в тарелке. От тарелки поднялся пар.

— Но что?

Диана кашлянула.

— Думаю, мама хочет сказать, что… — Они переглянулись и обе согласно кивнули. — Эти её носилки и охрана… Да ещё и с главного входа. Да, так и есть.

— На что это вы намекаете?

— Ну, хотя бы… — Бетесда снова зачерпнула ложкой кашу, осторожно попробовала и, решив, что каша успела достаточно остыть, проглотила. — Ты говорил, что кроме главного входа, есть ещё боковая дверь, через которую вы и вошли.

— Да.

— И оба входа ведут в главную переднюю?

— Верно.

— Так вот, не знаю, как Клавдия, но если бы я не помнила себе от горя, у меня духу не хватило бы показаться всей этой толпе. Я постаралась бы сделать так, чтобы меня никто не видел. Клавдия вполне могла проскользнуть в дом незаметно. Просто войти через ту самую боковую дверь. Что мешало им всем троим — ей, Метелле и Аппию — сойти с носилок у подножия лестницы, подальше от толпы, подняться к входу и спокойно войти в дом? Их никто бы даже не заметил.

— Да, пожалуй, она могла бы.

— Вместо этого, — подхватила Диана, — она велит целой армии рыжих великанов-гладиаторов расчищать путь в толпе и едет сквозь толпу в своих носилках с занавесями в красно-белую полоску, которые в Риме знает любая собака.

— Так, чтобы её появление уж точно все заметили, — кивнула Бетесда.

— И долго потом о ней говорили, — закончила Диана.

— И к чему вы клоните? — спросил я, переводя взгляд с одной на другую.

— К тому, папа, что Клавдия хоть и была охвачена горем, но себя при этом очень хорошо помнила.

— Именно, — подтвердила Бетесда. — И точно разыграла своё появление.

— Вы просто не были там. Вот если бы вы сами увидели всё это отчаяние, всё горе…