Убийство на Аппиевой дороге

— Тогда что с тобой? Я же вижу — с тех пор, как я вернулся, ты сама не своя. Как будто ты не рада, что я вернулся домой. — Я сказал это шутливо, но увидев, как изменилось её лицо, осёкся. — Диана, что с тобой творится? Эко говорит, это потому, что ты хочешь поскорее выйти замуж и оставить родительский дом. Или же потому, что ты не хочешь выходить замуж и оставлять родительский дом…

— Ох, папа! — И Диана отвернулась.

— Но ты хотя бы рассказала об этом маме?

Она отрицательно покачала головой.

— Диана, я знаю, меня долго не было дома. А когда я вернулся, у меня голова была занята не тем. Надеюсь, теперь всё войдёт в норму. Но ведь мама всегда рядом, и она так тебя любит. Почему ты не поговоришь с ней?

— Мама меня убьёт! — чуть слышно прошептала Диана. — Убьёт, если узнает!

Да что же с ней такое, что она боится даже маме сказать? Или она всё преувеличивает, как свойственно юности? Не зная, что и думать, я беспомощно огляделся, и взгляд мой упал на ночную посудину, стоящую у кровати. И хотя я тут же машинально отвёл глаза, но свет от ночника падал так, что я успел разглядеть содержимое.

— Диана! Тебя что, рвало? Ты больна?

Она быстро задвинула горшок ногой под кровать.

— Диана!

Звук за спиной заставил меня обернуться. Позади стоял Давус. Как же это я не услышал, как он вошёл?

— Давус, что ты здесь делаешь? Тебя никто не звал. Иди. Это тебя не касается.

— Касается, — прошептала Диана одними губами. — Ещё как касается.

— Но ведь…

— Это касается Давуса! Как ты не понимаешь, папа! Это касается Давуса!

И тут я наконец понял.

И не я один. Ибо в дверях, уперев руки в бока, стояла Бетесда, и взгляд её способен был обратить человека в камень.

Глава 33

Мне позарез требовалось выпить. Но в первую очередь мне нужно было убраться куда-нибудь из дому. Я больше не мог выносить ни плача Дианы, ни ярости Бетесды, ни укоризны во взгляде Минервы. Я не желал слушать, как перешёптываются мои рабы: «Что им теперь с ней делать?» Или: «Что они с ним сделают?» Или же: «А я давно знал».

Куда человек может сбежать от забот среди ночи?

Харчевня, которую Катулл в своей поэме назвал «таверна злачная»[15], находилась к северо-востоку от Палатина. Не заметить её было невозможно благодаря колонне в виде фаллоса. Последний раз я был там ровно четыре года назад и тоже после суда — суда над Марком Целлием.

В сопровождении двух телохранителей (без Давуса, разумеется) мы с Эко прошли через район складов и довольно скоро оказались перед дверью, освещённой фонарём в форме фаллоса.

Внутри ничего не изменилось — всё тот же запах дешёвого лампового масла и дешёвого вина, ударяющий в нос, как только переступишь порог; стук игральных костей и выкрики выигравших и проигравших, прорывающиеся в общем гаме. Несколько присутствующих женщин явно пришли торговать собой — или же кто-то торговал ими. Присутствующие, судя по всему, пребывали в хорошем расположении духа. Если завсегдатаи «таверны злачной» вообще интересовались политикой, все они были приверженцы Клодия. Оглядываясь в поисках свободной скамьи, я ловил обрывки разговоров.

— Цицерону за такие слова стоило бы язык отрезать. Может, ещё отрежут — если у Помпея хватит духу сделаться диктатором и взять суд в свои руки…

— Ничего себе, наказание — жить себе в Массилии, жрать устриц в своё удовольствие и валяться с галльскими шлюхами!

— Ты из речи Антония вообще что-нибудь понял?

— Не больше, чем из речи Цицерона!

— Я плакал, говорю тебе, плакал, когда его племянник рассказывал, как он истекал кровью — один, на Аппиевой дороге. Он был великий человек…

Мы наконец углядели свободную скамью и уселись. Тотчас появился мальчик-слуга с чашами и кувшином вина, которое оказалось столь же отвратным, сколь быстрым было здесь обслуживание.

— Что мне с ними делать, Эко?

— Хороший вопрос, папа.

— Как это вообще могло случиться?

— Ты не знаешь, как это бывает?

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я!

— Это точно? В смысле… Диана уверена насчёт… своего положения?

— Вроде бы да. И Бетесда вроде уверена — после того допроса, который она ей учинила.

— Когда это случилось папа? Я хочу сказать, когда это началось… если допустить, что был не один раз…

— Помнишь то контио, когда на Форуме устроили резню? В тот день ещё убили Белбо. На следующий день мы решили, что вы переберётесь к нам. Ты взял с собой своих телохранителей и отдал мне Давуса вместо Белбо. Думаю, в тот день всё и началось. Вернее, в ту же ночь.

— О, нет!

— О, да. И чему это ты улыбаешься?

— Да просто подумал: как хорошо, что тогда Давус уже не был моим рабом, хвала богам. Я отдал его тебе в личные телохранители. Формально его хозяином бы уже ты.

— То есть это теперь не твоя забота, так?

— Ну, ты же понимаешь, что я имею в виду. Это и моя забота, конечно же. Но вот что делать с Давусом — решать тебе и только тебе.

— Премного благодарен.

Едва мы осушили чаши, как выросший словно из-под земли мальчик-слуга вновь наполнил их.

— Он ведь спас мне жизнь, — медленно произнёс я.

— Это когда?