— Шум об убийстве поднимется завтра, — Бакунин сел за стол, а потом улегся в своем кресле-диване. — Завтра и репортеры налетят. А сегодня нужно успеть встретиться с сестрой и дочерью князя Голицына и с секундантами. За завтраком послушаем Акакия Акинфовича: что там у него, и поедем.
Глава четырнадцатая[26]
СПАСИБО ЗА КУРИЦУ
Только мы закончили читать газеты, как дверь кабинета открылась и, озираясь, вошла баба в платке, надвинутом на глаза. Увидев Бакунина, баба сдвинула платок, и перед нами предстал молодой человек лет тридцати, в котором по каким-то присущим всем газетчикам чертам легко было угадать репортера.
— Антон Игнатьевич, — тихо, с надеждой только и успел проговорить он.
Рука Василия схватила его за шиворот, вытащила за порог кабинета, дверь захлопнулась, в коридоре раздались крики.
— А-а, — это, по-видимому, кричал репортер.
— Вот уж я тебя! — это, конечно же, пробасил Василий.
Василий был на вид ленив и медлителен, но силой обладал недюжинной. Бакунин вскочил из-за стола и выбежал в коридор. Минуты через две он вернулся с незадачливым нарушителем границ.
— Хорош, хорош, — представил гостя Бакунин.
— Антон Игнатьевич, два слова, — умоляюще сложил руки репортер.
— Как же ты в дом пробрался?
— Через кухню.
— Через кухню? Каким образом?
— Купил на рынке курицу. Переоделся. Швейцару вашему сказал, что принес кухарке курицу. Он отвел меня на кухню. Там никого не было. Я сказал, что подожду, а потом потихонечку к вам… Я ведь был у вас раньше, где кабинет, знаю…
— Ну, а курица где?
— Курица на кухне.
— Ну, братец, спасибо.
— За что?
— За курицу.
— Антон Игнатьевич. Два слова!
— Вот тебе три слова: спасибо за курицу.
— Кого вы подозреваете?
— Вас.
— Меня?
— Конечно. Ведь это же вы переоделись доктором, отвлекли секундантов и потихонечку убили князя Голицына. С вашими-то талантами устраивать маскарады.
— Антон Игнатьевич! Меня редактор со света сживет! «Недельная хроника» достала сведения, а мы нет! Антон Игнатьевич! Два слова!
— Ты, братец, из какой газеты?
— Из «Утра». Неужели вы меня не помните?
— Не помню. Ваш брат репортер как насядет — что рой пчел. Где уж вас всех упомнить.
— Ну как же, Антон Игнатьевич! Вспомните! Убийство баронессы фон Мей! Вы давали пояснения для газет, и я еще сказал тогда, что перстенек, мол, был поддельный, а вы в ответ сказали: «А ты, братец, не дурак».
— Друг мой, — Бакунин картинно обнял репортера, — ведь даже я иногда ошибаюсь…
Репортер, выпучив глаза, отпрянул от Бакунина.
— Помилуйте, Антон Игнатьевич, как можно. Мне тогда редактор даже жалованье повысил.
— Ты думаешь, я ввел в заблуждение вашего редактора? Шучу, шучу, братец, щучу. Ну конечно же, ты, братец, не дурак. Твои собратья еще спят, о том, что князь Голицын убит, а не погиб на дуэли, и не слыхивали, а ты уже бежишь на рынок, курицу покупаешь. Но помочь тебе ничем не могу. Сведений пока нет никаких, а пикантных подробностей и подавно. Князь Голицын убит. Убит злоумышленником, который хитроумно и подло воспользовался дуэлью. Выстрела убийцы никто не слышал. Кто-то предполагает, что убийца стрелял из бесшумного револьвера. Очень сложное, можно сказать, таинственное дело.
— А не террористы ли здесь постарались?
— Трудно сказать. Ведь они обычно норовят бомбу бросить. А здесь даже выстрела никто не услышал.
— А если германская разведка? А вы, Антон Игнатьевич, не начинали делать умозаключений?
— Нет, братец, не начинал. Сегодня вторник, а по вторникам умозаключений я не делаю, так что уж извини.
— Это вы меня извините за вторжение.
— Ну что ты, братец, можно сказать, развеселил своим маскарадом. Внес разнообразие.
— До свидания, Антон Игнатьевич.
Репортер направился к двери, открыл ее и даже перешагнул через порог, но потом вдруг остановился, повернулся и тихо, почти шепотом произнес:
— А если…
— Ни-ни, братец, ни-ни, — замахал руками Бакунин, репортер понимающе кивнул и, наконец, перешагнул порог кабинета, нос в нос столкнулся с Василием, ловко юркнул в сторону и скрылся.
— Завтракать подано, — бесстрастно объявил Василий и закрыл дверь кабинета.
Глава пятнадцатая
ПРОТОКОЛЫ И НОВЫЕ СООБРАЖЕНИЯ