— Да уж, пришлось япошкам оставить. Настырные больно оказались.
— Да, япошки что саранча, — в тон Протасову поддакнул Бакунин.
— Истинно саранча. Их бы надобно к ногтю, да далеко. А теперь вот германец попер. Ну что ты с ним сделаешь?
Протасов просто сиял от счастья.
— Да, брат, германец, он покрепче японца, — сказал Бакунин.
— Германец покрепче, — согласился Протасов, — только он тут рядом. Уж с ним-то сладим. А вы, Антон Игнатьевич, решили поупражняться?
— Я бы с удовольствием. Да вот пока времени нет. Я зашел поговорить по важному делу…
Протасов весь обратился во внимание.
— Тут к тебе, братец, третьего дня, нет, четыре дня назад, заходил поупражняться в стрельбе некто Толзеев. Глаза такие, рачьи, усы рыжие… Не вспомнишь?
— А как же, помню. Только вы присядьте, Антон Игнатьевич. И вы, князь.
Протасов проворно отскочил в сторону, развернулся и в мгновение ока освободил нам из-под одежды два стула. Бакунин сел на один из них, я — на другой.
Протасов повернул к нам стул, на котором сидел за столом, и тоже уселся на него, прислонив костыли к выступу стены.
— Помню, был такой. И фамилия, кажется, Толзеев.
— И как он упражнялся?
— Обычно. Стрелял из нашего револьвера. Некоторые приходят со своими. Стрелял он впервой. Часа два отстрелял, заплатил, как положено, и ушел. Заведение у меня платное. Это только добровольцам бесплатно.
— Вот вы говорите, он стрелял впервые?..
— Да. Револьвера в руках до того не держал. Просил показать, что и как.
— Ну и мазал, наверное?
— Поначалу. Но потом ничего. Мужчина он крепкий. Рука твердая.
— И что ж, хороший стрелок?
— Ну, куда там. Стрелка из него не получится. Тут у меня такие стрелки иной раз захаживают. Пулю прогоняют.
— Как это — пулю прогоняют? — удивился я.
— А так, — ответил мне Бакунин, — сквозь доску. С первого выстрела пуля пробивает полдоски. Если вторым в нее же попасть, она доску насквозь проходит.
— Это точно так, — с удовольствием подтвердил Протасов. — Я ведь сам тоже, не стану хвалиться, но скажу, стрелок неплохой.
— А вот князь у нас и не стрелял ни разу, если не считать, что вчера для эксперимента пальнул в воздух. Попробуй-ка, князь.
Я не ожидал такого поворота.
— Другой раз как-нибудь, — попытался отказаться я.
— Зачем же другой раз, пожалуйста, это мигом организуем.
В эту минуту шум в зале вдруг затих. Мы втроем повернули голову в сторону зала. Все упражнявшиеся и в стрельбе, и с гирями собрались у тира. Посредине зала стоял стройный красавец лет сорока. Он был в трико, но по выправке угадывался офицер. В каждой руке он держал по револьверу. Метрах в десяти от него, как раз там, где начинался тир, лежал мостик, приспособление, с которого в цирке акробаты прыгают сальто-мортале. Офицер сделал разгон, прыжок, кувырок в воздухе и, еще не приземлившись, но уже повернувшись в воздухе лицом к мишеням, выстрелил сразу из обоих револьверов. Две мишени в виде фигуры человека тут же упали. Аплодисменты и возгласы восхищения завершили это удивительное упражнение.
— Полковник Федотов. Чемпион Павловского полка по стрельбе. Редкий стрелок, — пояснил Протасов.
— Да, сальто-мортале, и сразу из двух револьверов — молодец, — восхищенно сказал Бакунин. — Ну, так что же, князь, попробуй.
— Попробуйте, время-то военное, — поддержал Бакунина Протасов.
Он схватил свои костыли и ловко двинулся к тиру. Бакунин последовал за ним, и я тоже.
— Вот так, — показал мне Протасов, направляя револьвер в сторону круглой мишени. — Это барабан. Мушка. Вот так целиться — и на курок.
Он не отказал себе в удовольствии сделать три выстрела — все в изображенное в центре яблочко. Когда заменили мишень, я прицелился и выстрелил. В мишень я не попал — от выстрела мою руку подбросило вверх. Но второй выстрел пришелся уже в мишень, я удержал револьвер, не дав ему дернуться вверх. Всего я сделал четырнадцать выстрелов, и последние оказались довольно приличными, чего, признаться, я и не ожидал.
— А ты молодец, князь, — похвалил меня Бакунин.
— А что, — поддакнул Протасов, — у вас, князь, крепкая рука. При регулярных упражнениях можете добиться успехов.
Когда мы вернулись к столу хозяина заведения, Бакунин хотел уже попрощаться с ним, но Протасов неожиданно спросил:
— Так о чем, Антон Игнатьевич, хотели поговорить?
— Да, собственно, мы уже поговорили, — сказал Бакунин, он не хотел вдаваться в подробности, но симпатии к хозяину заведения возобладали. — Собственно, вот про этого самого Толзеева я и хотел поговорить… Он ведь стрелялся на дуэли с князем Голицыным.
— Так это он убил князя Голицына? — пришел в ужас Протасов. — Так он из террористов?
— Нет, Толзеев не из террористов. Он только ранил князя, сделав свой выстрел. Как и положено по правилам дуэли. А преступник, зная о дуэли, в тот самый момент выстрелом в голову убил князя. Если бы Толзеев промахнулся, никто бы ни о чем и не догадался. А Толзеев не промахнулся. Это и было удивительно, можно сказать, первый раз стрелял и попал. На тридцати шагах. Вот я и хотел уточнить, могли он попасть.