Убийство на Дворянской

– Господин Хитрово-Квашнин!.. Простите, не признал!.. Ох, локоть замлел!

Штабс-ротмистр хмыкнул и ослабил хватку.

– Будешь смирно себя вести?

– Воды не замучу!.. Только вы, ваша милость, тово… не говорите полицмейстеру.

Владелец Харитоновки отпустил руку купца и возвысил голос:

– Что б ты опять взялся за притеснения? Нет, уж, отвечать надо за свои поступки!

– Убытки, ваша милость…

– Довольно!.. Убытки ты уж давно все покрыл поборами… Кому очередь грузиться?

– Cенявинским, – вздохнул купец, поглаживая ноющий локоть. – И вам, как ветерану Отечественной войны и кавалеру… Господин штабс-капитан, попрошу на погрузку!

Новицкий смерил Егупова презрительным взглядом и коротко поклонился Хитрово-Квашнину.

– Позвольте представиться, штабс-капитан Новицкий Ануфрий Антонович. Управляющий винокуренным заводом полковника Ивана Григорьевича Сенявина.

Хозяин Харитоновки назвал свое имя. Через некоторое время, уже находясь на пароме со всеми крестьянами, лошадьми и гружеными телегами, Новицкий говорил новому знакомому:

– Почти двое суток пришлось ждать переправы. Я только попенял Егупову, что берет лишние деньги, а он давай чинить притеснения. Если бы не вы, Евстигней Харитоныч, не знаю, чем бы все закончилось… У крестьян дел в Петродаре полно, вон на тех двух телегах двадцать восемь мешков медной монеты для оплаты государственных повинностей, у меня cвои обязательства. По контракту, заключенному в Тамбовской казенной палате, везу в петродарские магазины две тысячи ведер полугарного вина и дюжину бочек спирта. Через неделю такое же количество вина и спирта повезу в Усмань, через две – в Козлов.

– Винокурение, надо признать, поставлено у Сенявина на широкую ногу, – сказал Хитрово-Квашнин. – Завод, кажется, стоит в сельце Малая Байгора?

– Верно, в сорока семи верстах отсюда.

– Помню, заезжал я в те места, когда служил капитан-исправником. Винокуренный завод и тогда работал бесперебойно.

Пока дворяне в подобном ключе вели беседу, паром приблизился к правому берегу и плавно пристал к нему. Началась шумная разгрузка.

ГЛАВА 2

Распрощавшись на берегу с Новицким, Хитрово-Квашнин сел в бричку и приказал Митрофану ехать в город, до окраины которого было рукой подать. Не успел он выкурить полтрубки, как справа за пустырем показались первые низенькие деревянные домишки мещан с каменным фундаментом, тесовыми крышами и покосившимися заборами. Завиднелась на перекрестке Прогонной и Усманской и полосатая караульная будка со шлагбаумом, возле которой стоял, опершись на алебарду и повесив голову, высокий и сухопарый будочник из инвалидных солдат. От стука копыт солового и чубарого страж порядка встряхнулся, широко зевнул и подступил к самому краю дороги. Усмотрев в бричке офицера, он, выпрямившись, проделал алебардой что-то отдаленно похожее «на кра-ул!»

– Дремать изволил на посту, милейший? – заметил Хитрово-Квашнин с усмешкой.

– Никак нет, вашбродь! Где дремать, когда туды-сюды громыхают то из города, то с парома? Вон за вами цельный обоз тянется… Извольте сказать чин, имя, фамилию. – Инвалид вдруг вскинул брови и осклабился, показав ряд неровных пожелтевших от табака зубов. – А я вас признал, вы бывший капитан-исправник Хитрово-Квашнин!.. Извиняйте, по каким делам пожаловали в город? Багажу нет?

– По личным надобностям, из багажа один саквояж.

Будочник развернулся и побрел к сиявшему новизной шлагбауму. После череды неторопливых движений тонкий конец полосатого бревна пошел ввысь. Глядя на ветерана, которому было никак не меньше полувека, Хитрово-Квашнин с усмешкой вспомнил строки из стихотворения Пушкина:

Долго ль мне гулять на свете

То в коляске, то верхом,

То в кибитке, то в карете,

То в телеге, то пешком?..

Иль чума меня подцепит,

Иль мороз окостенит,

Иль мне в лоб шлагбаум влепит

Непроворный инвалид.

– А если курьер случится, также будешь ноги волочить? – спросил он, когда пропахший табаком будочник вернулся к бричке.

– Э, не-ет! Узришь вдали фигуру с казенным листом в руке да на лихих лошадях, бежишь подымать шлагбаум так, словно тебя кто дубиной огрел!

– Хм-м… Все в порядке в околотке? Не шалят?

– Всякое бывает, – прохрипел будочник, нахмурив брови. – Пресекаем, ежели, например, безобразие или, будем говорить, озорничество…

Из питейного заведения, располагавшегося через дорогу в угловом доме мещанина Попова и называемого местными «последним трактиром у заставы», послышался пьяный голос, затянувший «Боже! вина, вина!»

– А это что? – Штабс-ротмистр указал подбородком на угловой дом.