Убийство на канале

Пока Кристин Гринэвей шла по Броуд-Стрит в 7:40 утра (в четверг), она размышляла (продолжала размышлять) о мужчине, заговорившем с ней накануне вечером в отделении 7С на последнем этаже больницы «Джон Редклиф». (Только в очень редких случаях она благосклонно выносила гордость отца своей горячо любимой дочкой!). Нельзя сказать, что с того момента и до сих пор тот мужчина вообще не выходил из ее головы, но ее не оставляло полуосознанное, пережившее ночь чувство, что она ощущает его присутствие. И все только потому, что он так любезно попросил ее проверить кое-что в библиотеке. Он показался ей таким серьезным, таким признательным. Это было глупо, в сущности, потому что она и так с удовольствием помогла бы ему. Ведь когда-то именно поэтому она пришла работать в библиотеку – чтобы иметь возможность выставить указатели на пути в область истории и литературы и обеспечить там, где это возможно, верные ориентиры для бесчисленных любопытных открытий.

Еще пятилетней девочкой, с русыми косичками, едва достигавшими середины худенькой спины, она завидовала женщине в библиотеке в Саммертауне, которая доставала карточки откуда-то из длинных ящиков; а еще больше завидовала библиотекарше, которая ставила печать с датой на внутренней стороне карточки и убирала листочек с именем взявшего книгу в соответствующее продолговатое отделение. Естественно, ей в настоящее время уже не приходилось заниматься подобными элементарными операциями. Она уже начала забывать те времена, когда ей задавали вопросы типа, кто автор книги «Ветер в ивах», потому что теперь она была старшим библиотекарем в Нижнем читальном зале «Бодли», и ее ежедневные обязанности предполагали сотрудничество как с низшими, так и с высшими академическими средами Университета. Она проверяла заявки, выдавала всевозможные справки, отправляла и получала запросы по телефону. И все эти годы ее наполняло чувство удовлетворения от значимости своей работы – от полноценного участия в функционировании Университета.

Естественно, в ее жизни имелись и некоторые разочарования, которые, как ей было известно, не минуют и множество других людей. Вышла замуж в двадцать два, а в двадцать три уже развелась. У него не было другой женщины, у нее также не было другого, хотя возможностей было очень много. Они расстались не поэтому! Просто ее супруг был таким инфантильным и безответственным – но более всего, таким обременительным! С того момента, когда они начали совместно вести хозяйство, когда обговорили ежемесячный бюджет, когда решили оплачивать вместе счета – она осознала, что он, в сущности, никогда не станет мужчиной ее жизни. А так уж обстояли дела, что она с трудом смогла бы смириться с перспективой делить постель с полуграмотным, агрессивным мужланом. Свободная от финансовых забот, она могла делать, что пожелает по вопросам, которые считала важными. Она стала активным членом нескольких организаций, включая «Гринпис», движение за ядерное разоружение, ассоциацию туристов и королевское общество по защите птиц. Определенно, она никогда не вступала в эти общества ради знакомств, с надеждой найти более интересный экземпляр, чем ее бывший супруг. Если когда-нибудь она решит поискать супруга, то это должен быть человек, которого она смогла бы уважать – уважать за его способность вести беседу, за его опыт, или интеллект, или начитанность, или… или вообще за что-то, но не за восторги, которые он испытывает от своих собственных сексуальных подвигов.

Так что (спросила она себя), что общего имеет все это с тем мужчиной? Он не красавец, не так ли? Полысевший, поседевший, и – не может быть двух мнений – с лишними килограммами на талии. Хотя, если быть честной перед собой, в последнее время ей вроде бы начали нравиться крупные мужчины, совсем немного располневшие, может быть потому, что сама она не могла поправиться и на килограмм, сколько бы не лакомилась тортами и рыбой с жареным картофелем. Забудь его! Забудь его, Кристин!

Именно это она твердила себе, проходя по Броуд-Стрит к родному зданию библиотеки. Шесть лет назад, начиная здесь работать, она целыми днями созерцала красивейшие здания, окружавшие ее. Однако, прошли годы и виды, которые открытки, выложенные повсюду на продажу, называли «Золотым сердцем Оксфорда», начали ей надоедать, у нее вошло в привычку пересекать вымощенный двор и заходить в библиотеку через ворота под рядами арок с западной стороны.