Убийство на канале

– Он не диабетик, – начал молодой доктор.

– Даю ему еще два года!

– Однако он действительно поправился.

Молодой доктор (и с полным правом) твердо решил добиться, чтобы и за ним признали какую-нибудь маленькую заслугу в достаточно удовлетворительном пребывании главного инспектора Морса в системе национального здравоохранения.

– Большой везунчик! Даже я считал, что ему нужно вырезать половину внутренностей!

– Он изначально достаточно здоровый человек, – сделала допущение старшая сестра, которая уже полностью восстановила самообладание.

– Предположим, что так, – уступил консультант. – Если исключить желудок, легкие, почки, печень – особенно его печень. Может протянет до шестидесяти, если будет делать что ему говорят – в чем сильно сомневаюсь.

– Подержим его еще несколько дней?

– Нет! – решил консультант, после краткого молчания. – Нет! Отправляйте его домой. Его жена обеспечит ему заботу и уход не хуже, чем мы! Амбулаторное лечение и через две недели ко мне на осмотр. О’кей?

Эйлин Стантен собиралась поправить фактическую ошибку консультанта (про жену), когда медсестра вбежала в комнату.

– Извините, сестра Маклейн – но мне кажется, что сердце одного из пациентов остановилось.

– Он умер? – спросил Морс.

Эйлин, которая присела на стул у его кровати, грустно кивнула. Было время послеобеденного отдыха.

– Сколько лет ему было?

– Не знаю точно. На несколько лет моложе вас, мне кажется.

Лицо ее было мрачно.

– Может быть, если бы…

– Мне кажется, вы сами нуждаетесь в небольшой нежной заботе, – сказал Морс, угадывая ее мысли.

– Да!

Она посмотрела на него и улыбнулась, твердо решив, что пора кончать с унынием.

– А вы, мой добрый сэр, тоже еще долго не сможете получить нашу чудесную нежную заботу. Завтра мы вас вышвырнем – вы нас достали!

– Хотите сказать, что меня выписывают?

Морс не был уверен, хороша эта новость или плоха, но она сама помогла ему:

– Хорошая новость, не так ли?

– Мне будет вас не хватать.

– Да, будет…

Но Морс заметил, что в ее глазах заблестели слезы.

– Почему бы вам не рассказать мне, что случилось?

Он произнес эти слова тихо, и она ему рассказала. Рассказала про эту отвратительную неделю, и про то, как мило было со стороны руководства больницы позволить ей поменять ее ночные смены; и особенно про то, как хорошо к ней отнеслась старшая сестра. Но по щекам ее текли и текли крупные слезы, и она отвернулась, прижав одну руку к лицу, пока другой рукой пыталась достать платочек. Морс вложил свой собственный, не особенно чистый носовой платок в ее руку, и некоторое время оба сидели молча.

– Я скажу вам кое-что, – изрек Морс, наконец. – Вы должны чувствовать себя польщенной тем, что двое мужчин дрались из-за вас.

– Нет! Нет, не могу.

Слезы снова наполнили ее большие грустные глаза.

– Вы правы. Но послушайте! Это не сильно вам поможет, в сущности, – прошептал Морс – может, даже почувствуете себя еще хуже. Но если бы я был на вашем празднике, когда они подрались из-за вас, я бы дрался с обоими! Трое мужчин бились бы за вас – не двое.

Она улыбнулась сквозь слезы, вытерла мокрые щеки и вдруг почувствовала себя гораздо лучше.

– Они оба здоровые мужики. Один даже берет уроки по какому-то виду боевых искусств.

– Ладно – я бы проиграл! Но все равно я бы дрался за вас, понимаете? Вы помните слова поэта? «Лучше бы я бился за вас и проиграл, чем…» (Сам Морс, очевидно, подзабыл слова поэта).

Она склонилась к его лицу и посмотрела прямо в его глаза.

– Имейте для вида, что по мне вообще не имеет значения, проиграли бы вы или нет, если бы вы разрешили мне в этом случае заботиться о вас.

– Вы и так заботитесь обо мне, – сказал Морс, – и за это я вам благодарен!

Она поднялась, ничего больше не сказав. Морс проводил ее взглядом, полным известной мечтательности. Может быть, надо было сказать ей, что правильно говорить «в виду», а не «для вида»? Нет! Морс знал, что такие вещи не особенно важны для большинства мужчин и женщин. Но не для него.

Глава двадцать девятая

Думаю, многим святым на небесах претит то, как много одиноких земных существ находят дружбу и утешение в больницах.

Элизабет Б. Браунинг, «Аврора Ли»

Есть некая особая грусть, которая неизменно и таинственно сопровождает завершение каждого путешествия и конец каждого пребывания. Не есть ли эта печаль предчувствием последнего путешествия, которое всем нам предстоит и которое является не просто рядом продолжительных прощаний? Эти размышления не были здесь чем-то неуместным.