Сам же Александр Борисович таковым себя не считал. Ну не вышло, и погоны обломились, зато не надо шить новый мундир. У всякого минуса есть и свои плюсы. Заодно отпала и необходимость выяснять мотивы преступных действий уважаемого бизнесмена Белецкого. Спустят на тормозах и всех соучастников «чеховских помывок»: генералов повыгоняют, и те тут же перейдут в коммерческие структуры, а вольных бизнесменов президентская кара вряд ли коснется.
Зная это, Турецкий и не особенно волновался за судьбу дела. Результат он примерно видел: президент пошумит, премьер погрозит, а в лучшем случае накажут мелкую сошку. К примеру, уволят без выходного пособия главного смотрителя чеховских оргий. Ну, Лысов – этот покруче. Хотя тоже под большущим вопросом. Как там Гоголь-то писал? Скучно на этом свете, господа!
И вот голос вдовы вернул из заоблачных мечтаний к земной действительности. Конечно, обещал. Даже мыслишка закралась познакомить с женщиной Славку – уже надоела его холостяцкая беспросветная милицейская житуха, надо бы пристроить мужика, может, вынесет его к семейному очагу. Случай показался подходящим. Да и хозяйка отреагировала вполне нормально на просьбу Турецкого разрешить приехать в гости с другом, который, кстати, начинал расследование по этому делу.
Грязнов поначалу поломался, но желание провести время в новой компании соблазнило. Договорились, что он заедет за Турецким, а уж по домам их будет развозить специально для этой цели ангажированный племянник Денис. Ничего, иногда надо и пострадать за Отечество…
Стол был очень уютно накрыт на кухне – достаточно просторной для троих. Объясняя ситуацию, хозяйка, одетая просто, почти по-домашнему, как если бы собирались исключительно близкие люди, сообщила, что в течение дня были звонки, рассчитанные на приглашение и традиционные поминки, но она отвечала, что собирается улететь к родителям, чем конечно же вызывала недовольство, однако ей было наплевать на то, что станут думать о ней посторонние, глубоко ей безразличные сослуживцы покойного мужа. Из сказанного следовал вывод, что присутствующие в настоящую минуту, напротив, ей были приятны.
Традиционно подняли налитые рюмки, помянули, помолчали, закусывая, а затем Инесса поинтересовалась, возможно, даже больше из вежливости, в каком состоянии сейчас дело. Турецкий промолчал, зато слово охотно взял Грязнов и вкратце изложил финал, в котором оказалось пострадавших едва ли не больше, чем на протяжении всего дела, – и прямых, и косвенных. Себя Вячеслав Иванович тоже причислил к их списку, поскольку не отделял своих перспектив от судьбы друга.
В общем, картина была типичной, как все в жизни, где и трагедия, и комедия обозначаются исключительно в зависимости от точки зрения наблюдателя. Грустными оказываются смешные ситуации и пародийно выглядят печальные. Искреннее сочувствие, как и натуральное соучастие, сближает даже разных по духу людей. А тут собрались, как с юмором заметил Грязнов, сплошные пострадавшие. Впрочем, взгляды, которые он изредка кидал на вдову, ничем не выдавали его душевных страданий. Если таковые имелись в действительности. Поглядывая на друга, Турецкий мысленно благодарил себя за абсолютно верный шаг: Грязнов, кажется, влип основательно, а значит, можно было рассчитывать и на некое продолжение. Во всяком случае, как это в данный момент ни грешно, полагал Александр Борисович, душа вдовы оттаивала, а с нею, возможно, и тело. Нет худа без добра.
Но что же все-таки было? Вероятно, Инесса чувствовала какую-то свою вину, но не понимала ее сути или пыталась объяснить близкими ей бытовыми понятиями: семейными неладами, изменой, чьей-то ревностью – драмой, с точки зрения нормальной женщины, и истинным пустяком с позиции государственной власти. А дело было как раз в последнем – во власти. Намеренно не касаясь кобелиной стороны проблемы, точнее, сославшись на то, что именно Грязнову довелось первому обнаружить задушенную певицу, Турецкий взял на себя груз основной версии, от которой он так и не отказался.
В битве гигантов, стремившихся вырвать друг у друга наиболее жирные куски собственности, Нечаев, со всеми своими сторонниками и помощниками, оказался той фигурой, которой, в конце концов, пожертвовали. Просто убрали с доски, по одну сторону которой сидели премьер в паре с банком «Универсал», а по другую – набирающий силы стремительный и наглый Белецкий. Остальные версии, закончил Александр Борисович, касавшиеся интимной жизни наших героев, в принципе оказались несерьезными. Там, где воняет грязной политикой, не до любовных историй.
Впрочем, некоторые детали одной из малоподтвержденных версий, связанной с изменой и прочими страстями, походя заметил Саша, может сообщить Вячеслав Иванович. Инесса перевела заинтересованный взгляд на Грязнова, но тот, надо отдать ему должное, сумел-таки вывернуться из щекотливого положения, в которое его загнал Александр. А может быть, до него, наконец, дошел смысл как сказанного, так и утаенного Турецким.