Убийство на Неглинной

Первый вариант Рафалович отверг сразу и безоговорочно. Предложил ресторан в гостинице «Нева». Отдельный кабинет. Все гарантируется. Вроде бы как компенсация.

– Это далеко? – спросил Турецкий у Гоголева.

– Рядом. По Литейному до Чайковского и еще три шага. Согласовано, Ефим Юльевич, – сказал в трубку. – Ваше время?… Идет. Вместе с вами – три персоны. – И засмеялся, глядя на Турецкого. – Насколько я понимаю в апельсинах, водку, уважаемый… Договорились… Извини, Александр Борисович, – продолжил, кладя трубку, – но настырный дед все-таки старой закваски. Я, говорит, привык так, чтоб к приходу гостя стол был накрыт. С соответствующей закуской. Впрочем, может, ты предпочитаешь коньяк? Переиграть не поздно.

– Пусть будет водка. Тем более с соответствующей закусью. Страсть как солененького захотелось…

Рафалович выглядел весьма респектабельно. В темном двубортном костюме, при скромном галстуке и того же сиреневого цвета платочке в верхнем кармашке пиджака он вполне сходил за стандартно известного профессора – вообще профессора, неважно, каких наук. И даже греко-израильский нос его выглядел солидно.

Он был радушен, но в меру. Сразу подошедший бесшумный официант, предупредительно обернув запотевшую бутылку водки салфеткой, разлил по рюмкам, приветливо кашлянул и удалился, предоставив гостям самим заниматься своим делом.

Рюмки были подняты и выпиты без необходимой в других ситуациях торжественности, но с достоинством: «Ваше здоровье… благодарю, ваше…» Придавив лимонной долькой маленький кусочек семги, Ефим Юльевич отправил его в рот и почти незаметным движением отложил вилку.

– Кушайте, прошу вас, господа. У вас же весь божий день всухомятку. А от подобной пищи обязательно портятся желудок и характер.

– Вы говорите как профессионал, – улыбнулся Гоголев.

– А то? Я вам скажу: если бы не благословенные, но, увы, слишком короткие нэповские годы, когда мой уважаемый папаша успел дать подходящую закалку быстро растущему организму своего сына, где бы я был с той баландой, которой меня весьма охотно кормило уже государство! Не знаете? Так вот, и я тоже не знаю. Кушайте, кушайте на здоровье!

И Турецкий с Гоголевым с большим удовольствием отдавали должное «русскому» столу Рафаловича. А старик тонко чувствовал атмосферу, слегка балагурил, вспоминая прошлое, но все это звучало, как смешные байки из чужой жизни, к которой сам он не имел ни малейшего отношения. И когда с закусками было, в общем, покончено, а три необходимых, так сказать, официальных рюмочки уютно улеглись, где им было положено, укрытые причудливым ковром, сотканным из многочисленных даров российских рек и лесов, Ефим Юльевич, видимо, решил, что преамбула удалась и можно сделать краткий перерыв для мужского разговора. Он замолчал и с выжидательным интересом посмотрел на одного, а затем на другого своего гостя.

Турецкий с самого начала понял, что никакая хитрость со стариком не пройдет: он видит все на два аршина под ногами собеседника. И потому решил «открыть забрало».

– Знаете, конечно, анекдот про две новости – плохую и хорошую? – и после того, как старик с улыбкой кивнул, сказал: – Начну, как положено, с плохой. На телефонной приставке бывшего вашего «вице» оказалась запись, скажем так, монолога одного хулигана. Обычное дело – матерщина и угрозы «глушануть козла», как выражается некоторая часть современной молодежи. Все бы, как говорится, ничего, да есть закавыка, Ефим Юльевич. Запись произведена примерно за час до убийства Михайлова, а голос хулигана я узнал. Опять, понимаете ли, известный вам Рыжий. Прямо не знаю, что делать.

– Вы в этом твердо уверены? – без всякого юмора спросил старик.

– Я прихватил копию записи. Прошу, – Александр Борисович протянул Рафаловичу кассету, куда была переписана «речь». – Можете сами прослушать на досуге. Хотя, уверяю, удовольствия она вам не доставит. Так мне кажется. Но вот вопрос в этой связи: картинка-то складывается очень нехорошая, поскольку дискредитирует уверения, – Турецкий посмотрел в упор на старика, – некоторых людей, на мой взгляд, заслуживавших, как мне было сказано нашим общим знакомым, доверия. Что посоветуете, Ефим Юльевич?

Рафалович взял кассету, повертел ее перед глазами, зачем-то посмотрел на просвет и сунул в боковой карман пиджака.

– Вернемся к этому вопросу чуть позже. Я должен обдумать ответ.

– Хорошо, – кивнул Гоголев, и старик быстро, с легким прищуром взглянул на него. – Но имейте в виду – оригинал этого текста уже приобщен к делу.