Убийство на Неглинной

И в самом деле, здание Генеральной прокуратуры построено так, что даже хозяева тратят уйму времени, чтобы пройти из одного конца здания в другой – чего уж тут говорить о приходящих. И поскольку кабинет Меркулова находился именно в противоположном крыле, к тому же на другом этаже, а в коридорах встречались одни полотеры, можно было и поговорить.

– Был такой писатель – Михаил Булгаков, слышал?

– Знаю. Дом на Большой Садовой, вечно там какая-то хреновина…

– Ага. Так вот, рассказывают, вызвал писателя к себе товарищ Сталин и спрашивает: «Говорят, Юрий Карлович Олеша пьет, это так?» – «Так, – отвечает Булгаков, – но не более других». – «А не продаст?» – спрашивает опять Сталин. «Не думаю, – говорит Булгаков, – для этого он слишком талантлив». – «Талантлив, говорите? – Сталин фыркнул в усы. – Это меняет дело». Берет синий карандаш и что-то зачеркивает в большой папке, которая лежит у него на столе. Потом закрывает папку и запирает в сейфе. «Во всяком случае, – говорит, – могу обещать вам лично, что о нашем разговоре Лаврентий не узнает…» А в этот момент портрет Берии, который висел над сейфом, вращал глазами!

Последние фразы Турецкий произносил со зловещим кавказским акцентом. Славка отсмеялся, потом спросил:

– А этот… Олеша, он кто?

– Тоже писатель. «Три толстяка» в кино видел? С Баталовым?

– По телевизору показывали. А чего он еще написал?

– Он, Славка, больше афоризмами последние годы пробавлялся.

– Ну например?

– «Озверевший фраер страшнее бешеной собаки». Подходит?

– Наш человек… Значит, ты подозреваешь?…

– Толку от моих подозрений! – И Турецкий выдал такую шутку, что Грязнов раскатисто загоготал, вытирая ладонью глаза. Полотеры смотрели на него подозрительно: в коридорах со скатанными ковровыми дорожками и сияющими натертыми полами вести себя следовало сдержаннее. Всем, но не Грязнову. Потому что за его спиной, как бы это кому-то из сидящих в данном здании не нравилось, стоял МУР. А это – не хухры-мухры. Только вот никак всё не могли убрать из Славкиной должности четыре идиотских буковки «врио». Потому и был он «вечным» исполняющим обязанности начальника, потому, кстати, и генералом не был. Но это, как говорится, все следствие. Причина же была в другом: не любил Грязнов ходить в министерство и в глаза замам подобострастно заглядывать. В принципе плевал он на них, и они это знали. А что сыскарь от Бога, так за то его и держат, за то и зарплату выдают. Понимал Турецкий, откуда у его друга такое непочтительное, мягко выражаясь, отношение ко всякого рода генералам. И не осуждал его.

А что касается слухачей – или стукачей, как будет угодно, – то этой публики всегда хватало в правоохранительных конторах всех степеней. Иначе каким образом содержание секретных совещаний у того же генерального прокурора немедленно становилось известным в некоторых, сильно заинтересованных структурах, не исключая криминальные?… Были времена, когда «жучков» находили в кабинетах заместителей прокурора. Но тогда это была, в общем, довольно грубая работа, следы которой при необходимом минимуме знаний легко обнаруживались. А нынче подобная подслушивающая техника монтируется в батарейках, конденсаторах, и хрен их неспециалист обнаружит. Поневоле будешь помалкивать в тряпочку. Враг не дремлет! Вечный лозунг России на все времена. Вот и получается, что не о делах насущных в родных стенах речи ведут, а в основном анекдотиками народ перебивается. Когда же всерьез приспичит, говорят: «А не пойти ли нам, дружище, в Столешники, свежих пирожков испробовать?» Словом, восемнадцатая серия про Штирлица…

Меркулов выключил верхний свет и сидел с настольной лампой. Потому лицо его оставалось в тени. Стол был идеально чист. На краю – свернутая газета. Это он, наверное, вместо скатерти приготовил, чтоб нечаянно полировку не запятнать. Столоначальник – одно слово.

– Привет, Вячеслав, – Костя протянул руку, не вставая. – Извини, старый становлюсь, ленивый, да и спина чего-то…

– А ты не расклеивайся, – нравоучительно заметил Грязнов, пожимая пухлую ладонь. – Рано еще. Как там твои?

– Спасибо, в порядке. Нам время тлеть, а им – цвести!

– Скажите на милость, – пробурчал Турецкий, расстилая газету на столе, – какие мы расслабленные и огорченные! Не верь ему, Славка, это он специально для тебя несчастного изображает. А сам вычисляет, как бы это мне вонючую такую пилюльку в пасть затолкать и чтоб я ее схавал и не выдрючивался.

– Вячеслав! – слабым голосом пожаловался Меркулов. – Ну хоть бы ты его научил не хамить пожилому и усталому начальству! Ведь вот как сейчас встану да как дам ему! Господи, за что?! Почему должен терпеть?… Доколе?!

– Славка, – засмеялся Турецкий. – Ты с попами дружил, как там известный протопоп своей женке ответствовал, не помнишь? Ну, когда она пытала его: долго ли еще муки терпеть?

– До самыя до смерти, – усмехнулся Грязнов. – Ино еще побредем.

– Вот именно, доставай пирожки. Это у нашего генерала от голода. Или недопития.