Убийство на острове

Робин открыла входную дверь, по-прежнему не поднимая глаз.

Бэлла шагнула на крыльцо босиком, держа в руках туфли на шпильках, повернулась и спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

Подруга дотронулась до затылка.

– Алкоголь и сотрясение мозга – не самое удачное сочетание. Совсем ничего не помню.

Лицо Бэллы вспыхнуло.

– Ясно.

Повисло неловкое молчание.

– Что ж, тогда я лучше пойду, – наконец выдавила Бэлла.

– Конечно. Увидимся. – Робин упорно изучала землю под ногами.

Пока Бэлла шла по тупиковой улице к машине, ее щеки пылали от унижения. Она швырнула туфли на пассажирское сиденье, сунула ключ в замок зажигания, дважды заглохла и наконец сдала назад, так яростно нажимая на педали, что двигатель заревел. Бэлла включила магнитолу на максимум, и яростные удары ладонью по рулю потонули в рвущейся из колонок музыке.

И вот, стоя на берегу лицом к лицу с Робин, Бэлла сказала:

– Я прекрасно помню все, что произошло. И ты тоже, я это знаю.

Робин выдержала ее взгляд.

Что Бэлла хотела услышать? Извинения? Или признание, что все произошло на самом деле?

– Мне очень жаль, – наконец произнесла Робин. Она опустила голову, обошла Бэллу и растворилась в темноте.

Глава 64 Элеонора

Элеонора потихоньку ускользнула от костра – подальше от смеха, запаха дерева и дыма.

Да, девушки стараются. Фэн слушала ее рассказы о Сэме. Робин следила, чтобы у Элеоноры не закончилась выпивка, и спрашивала, какую песню включить. Лекси освободила ей место у костра и хотела втянуть в разговор. Но Элеонора больше не могла притворяться. Она безумно устала от необходимости улыбаться, поддерживать беседу, говорить одно, а думать совершенно о другом.

Элеонора завернула бутылку водки в плед и положила ее на дно лодки. Под покровом темноты она оттащила шлюпку к воде, стараясь держаться подальше от костра и надеясь, что никто не заметит ее бегства и не начнет приставать с вопросами, почему ей захотелось погрести одной ночью. Какой ответ можно дать на такой вопрос? Что ей стало совершенно невыносимо? Что она уже три дня присутствует на празднике в честь другой женщины и ее терпение иссякло?

Элеонора и сама не понимала, почему решила выйти в море в темноте, да еще и с бутылкой спиртного. Впрочем, возможно, она кривила душой. Потому что прекрасно помнила, как очнулась на полу в ванной и лежала, прижавшись щекой к линолеуму, а перед глазами все плыло. Она чуть не пересекла грань. Страшная правда заключалась в том, что от последнего шага отделяло всего ничего: флакон снотворного, шаг со скалы или прыжок в омут.

Элеонора столкнула лодку в воду, затем забралась в нее, надеясь, что смех и разговоры заглушат плеск воды. Схватив весла, она принялась грести, сначала нервно, рывками, затем более спокойно, поддавшись размеренному ритму. Стекавшая с лопастей вода серебрилась в свете луны. Огонек костра и силуэты остальных девушек таяли в ночи.

Некоторое время Элеонора работала веслами. Луна освещала ей дорогу. Лодка покинула бухту. Руки устали. Все, пожалуй, хватит грести. Пусть течение решит ее судьбу.

Она поднесла бутылку ко рту и сделала большой глоток водки. Затем постелила на дно плед и легла, примостив руки под голову.

Звезды. Сколько их! В Лондоне, если Элеонора пробуждалась посреди ночи и больше не могла заснуть, то выходила на крошечный балкончик и всматривалась в небо в поисках нескольких ярких точек, пробивавшихся сквозь городскую иллюминацию. Ее проблемы сразу переставали быть серьезными. Вселенная огромна, а Элеонора со сдавливающей грудь скорбью – просто букашка.

На нее навалилась невероятная усталость. Притворство изматывало. Иногда, делая покупки в супермаркете или стоя в пробке, Элеонора смотрела вокруг и думала: «Сколько человек сейчас делают вид, что у них все хорошо, что они счастливы? Или я одна такая?» Можно общаться с людьми, передвигаться, разговаривать, готовить еду и всеми возможными способами демонстрировать, что с тобой все в порядке. А на самом деле все иначе.

Эд считал, что у нее депрессия, и предлагал пойти в спортзал – как будто от горя можно избавиться, делая физические упражнения. После инцидента с таблетками брат настоял, чтобы Элеонора сходила к врачу. Она согласилась и получила рецепт на лекарства, прекрасно зная, что принимать их не станет. Никакие препараты не в силах сделать ее счастливой.

Такое было подвластно лишь Сэму. Здесь, в лодке, Элеонора могла думать о нем сколько угодно. Она любила копить воспоминания, приберегая их для более удачного момента – точно так же, как в детстве не спешила есть мороженое, желая насладиться сладким сливочным вкусом в одиночестве.