Убийство на Рождество. Для убийства есть мотив (сборник)

Профессор Лорринг сидел напротив. Определить результат собеседования по его лицу было трудно, но Тремейн полагал, что Кэнноку не удалось выведать ничего такого, чего ученый не захотел рассказать сам. Он еще раньше пришел к выводу, что Эрнест Лорринг заслуживает отдельного внимания. Уверенность зародилась вчера днем, когда Тремейн застал ученого злобно разглядывавшим елку, а два часа назад расцвела с тропической пышностью, потому что, если верить еще ни разу не подводившей его интуиции, рука, снявшая с елки последний подарок, была именно профессора Лорринга.

Мордекай Тремейн мысленно воссоздал череду событий, сопутствующих общему визиту в комнату Бенедикта Грейма, представил лица стоявших возле двери людей. Мистер Лорринг присоединился позднее. Следовательно, именно он последним покинул комнату, где лежало тело. Разумеется, сам профессор отрицал это, причем так упорно, что стало ясно: он отлично понимает, какое обвинение повлечет за собой признание опасного факта.

– Нонсенс! – сердито воскликнул Лорринг. – Я поднялся вместе со всеми!

Никто не смог уличить его во лжи. Движение в сторону лестницы происходило слишком хаотично, нервно и суматошно, чтобы помнить, кто шел рядом.

– Мисс Грейм явилась после меня, – сказал профессор. – А рядом с ней топтался Деламер.

Он посмотрел на обоих, словно лишая возможности опровергнуть это утверждение. Политик собрался вступить в спор, но сообразил, что стоит на скользкой почве, и промолчал. Шарлотта Грейм не проявила ни интереса, ни возмущения. Она просто не поняла, к чему клонит профессор. Мордекай Тремейн не настаивал. Отвратительное настроение Лорринга не способствовало успеху перекрестного допроса. К тому же приезд полиции пресек любую деятельность.

Бенедикт Грейм тоже хранил молчание, но хоть отсутствие печали по поводу жестокого убийства самого близкого и давнего друга и казалось странным, хозяин дома не совершил ни одного вызывающего подозрение поступка. Отсутствие нормальной человеческой реакции вполне могло объясняться последствиями сильнейшего потрясения. К тому же положение обязывало сохранять беспристрастность.

В дверях снова появился констебль. Мисс Марш услышала свое имя и встала. Лицо ее не изменило выражения, однако огонек сигареты вдруг вспыхнул особенно ярко.

Мордекай Тремейн проводил Розалинду пристальным взглядом. Суперинтенданта Кэннока ожидало новое поражение. Не возникало сомнения, что все вопросы мраморная статуя отразит с ледяным спокойствием, чем повергнет офицера в ступор – во всяком случае, временный.

Ожидая возвращения дамы, Мордекай Тремейн снова оглянулся и понял, что в очереди на допрос остались двое: Люси Тристам и он сам. Только сейчас ему пришло в голову, что порядок дачи показаний имел определенную логику: очевидно, его не случайно приберегли напоследок. Туманное соображение постепенно прояснилось и окрепло, а когда после возвращения Розалинды Марш прозвучало имя Люси Тристам, Тремейн ничуть не удивился, напротив – им овладело любопытство.

Анализируя собственные чувства, он понял, что его ощущение благополучия и безопасности коренилось в положении стороннего наблюдателя. Скрывать от полиции ему было абсолютно нечего; следовательно, нечего было и опасаться. Малейшая искра вины заставила бы Тремейна сидеть подобно остальным – застыв в нервной напряженности, вновь и вновь прокручивая в уме историю, которую собирался представить, бесконечно проверяя подробности и выискивая неточности.

Мордекай Тремейн отвлекся от попытки прочитать на лицах нечто большее, чем естественное в подобной ситуации утомление, и представил, какие сведения удастся выудить Кэнноку из великолепной Люси. Хотя прошедшие два часа оставили под прекрасными зелеными глазами темные круги, а выражение очаровательного личика омрачилось подобием страха, миссис Тристам по-прежнему оставалась женщиной, достойной восхищения. Несмотря на официальную солидность суперинтенданта, Тремейн не мог отказать офицеру в праве по достоинству оценить щедрую красоту.

Когда миссис Тристам вернулась с допроса, понять ничего не удалось. Возможно, цвет ее лица стал чуть ярче, глаза заблестели откровеннее, однако ни определиться с впечатлением, ни установить причину легкого возбуждения Тремейн так и не успел.

Направляясь к своему месту, миссис Тристам посмотрела на него в упор. Ее явно интересовало его мнение. Со странным облегчением Мордекай Тремейн подумал, что никакого определенного мнения у него нет, однако прекрасная Люси об этом даже не догадывается.

Наконец прозвучало последнее имя. Вставая и выходя из комнаты вслед за констеблем, Тремейн понимал, что все взгляды сосредоточены на его персоне. Причем на сей раз не с острым любопытством и не со стремлением отыскать некий предательский знак, а с болезненной настороженностью. Внезапно он ощутил себя некой неизвестной величиной, не имевшей ничего общего с остальными. Все мгновенно объединились против чужака как против общего врага. Трудно представить положение более неловкое. Желая избавиться от неприязненных взглядов, Тремейн поспешил удалиться.