Убийство на улице Чехова

— Четвертому не повезло. Умерли и хозяин, и хозяйка. Остался сынок — инженеришка в Кремиковцах. Дубина. А вбил себе в голову жениться на такой же вертихвостке — то ли на модистке, то ли на модельерше с завода готовой одежды имени Первого мая. Инженеришка вкалывает ночью на заводе, а она дома валяется себе с оборотнями. Развелись, но квартира осталась ей, потому что у нее ребенок, трехлетняя девчоночка.

— А инженер?

— Инженер выехал. Снимает квартиру, а эта снова вышла замуж — за финансового ревизора, старого хрыча, вдовца, на двадцать лет старше ее. Ревизор проводит ревизии в провинции, а она спит себе с бычком. Ну а этому старому хрычу так и надо.

— Где работает кассир?

— Сейчас мошенничает в ресторане «Северная звезда», раньше был в ресторане «Ялта», но оттуда его выгнали полгода назад, а еще раньше я не слышала, откуда его выгнали.

— Кто живет на первом этаже?

От этих вертихвосток, оборотней, дубин, старых хрычей и бычков у меня уже кружилась голова, словно я выкурил крепкую сигару.

— Хозяин первого этажа умер два года назад, там живет вдова, женщина уже в летах, пенсионерка. У нее две дочери, но ни та, ни другая не живут с ней. Она взяла к себе своего племянничка, содержит его, чтобы он учился на архитектора.

— Ну, слава богу! — сказал я (а Манчев, этот идиот, громко рассмеялся).

— Ты перескочил второй этаж, товарищ! — напомнила мне тетя Мара.

— Я рассеянный, — ответил я. — Что за человек был профессор?

— Скряга, скупердяй. Уронит, к примеру, пятачок, наденет очки и ну искать этот пятачок, будто он выронил из кошеля наполеондор! А в остальном был золотой человек.

— Смотри-ка ты! — притворился я удивленным.

— Его скупердяйство было наследственным, товарищ, а за полученное по наследству человека не корят!

— А золото? — спросил я. — Что было «золотого» в его характере?

— Я тебе скажу, товарищ. Он был самым обыкновенным из всех обыкновенных людей этого дома, самым аккуратным.

— Об умершем не говорят плохо, но ты, тетя Мара, имей в виду, что властям говорят все — и хорошее, и плохое!

— Ты меня не учи, я человек бывалый! — выпалила она мне в лицо. — Ведь сам же видишь, я говорю одинаково и о хорошем, и о плохом! Никому не даю пощечину и ни с кем не сюсюкаю.

— Давай все же поговорим о «золоте», — настаивал я. — Что было хорошего в этом человеке?

— Что… Встретит, бывало, утром: «Доброе утро, тетя Мара!» Вечером: «Добрый вечер, тетя Мара!» И приподнимет шляпу. Оказывает мне уважение, точно какой-то знаменитости! Он всегда ходил в шляпе — и зимой, и летом.

— Дальше?

— Лампа у него в кабинете горела до полуночи и в будни, и в праздники. Работал — ну как раб. Против болезней находил лекарства человек, а против своего одиночества — не нашел ничего!..

— Подожди, тетя Мара! — прервал я ее. — Ты, пожалуй, увлекаешься. По-твоему получается, профессор жил отшельником. Ты вводишь нас в заблуждение, мы ведь отлично знаем, что у него была экономка по имени Дора Басмаджиева и что она была его любовницей. Отшельник! Дай бог всякому такое отшельничество. В его годы иметь тридцатишестилетнюю любовницу — и это ты называешь отшельничеством?

Тетя Мара нахмурилась, собираясь мне ответить, но ее опередил лейтенант Манчев.

— Если бы я не был женат, товарищ майор, я бы тоже обрек себя на такое отшельничество, ха-ха!

Оба сержанта опустили головы, а по моей спине словно поползло какое-то насекомое. Ужасным был этот неуместный смех.

— Эй, позорники, не черните память о человеке! — оборвала нас тетя Мара хриплым своим голосом.

— Кроме любовницы, — сказал я, — у профессора были дочь и зять. Извините, — продолжал я, — но это отнюдь не одиночество: любовница, дочь, зять.

— Эта компания, о которой ты упоминаешь, делала его одиночество еще более тяжким, товарищ. Кроме того, — сказала тетя Мара, прямо-таки вонзая взгляд в мой мозг, — у любовницы был свой любовник, доктор Беровский, а доктор Беровский был другом профессора. У дочери профессора Нади есть муж, Краси Кодов, и этот Краси тоже в компании и так же, как Дора и Беровский, с нетерпением ждал смерти доктора. Эту компанию, товарищ, я дополню и его сыночком Радоем, который добывает нефть в Ливии. Скольких я насчитала? Четыре лами[6]. Четыре лами, товарищ, и среди них он был одиноким и при этом больным — он инфаркт перенес. Вот что я вам скажу, а вы уж рассказывайте себе о компаниях, если у вас нет других дел!

Она была похожа на одичавшую голодную кошку, и, если бы ее желтые глаза имели когти, она бы своим взглядом всех нас изодрала до смерти.

— Не сердись, — сказал я ей. — Такая уж наша профессия — допрашивать. Допрашивая, человек дойдет не только до Стамбула, но и за Стамбул. Расскажи-ка нам, что тебе известно об этой квартире. Кто сильнее желал ее получить — Кодов или любовники Дора и Беровский? А кроме того, — продолжал я, — ты ведь знаешь, профессор имел виллу в Бояне и хороший дом в селе? Расскажи, кто на что точил зубы, и ты окажешь нам большую услугу.