Убийство на улице Чехова

Зеленые дворики разделяли в свое время улицы, названные именами писателей (Антона Павловича Чехова, Димчо Дебелянова), и улицы со старинными названиями — Молякова градина, Латинка, Тинтява. Я думаю, улица Чехова напоминала жителям квартальчика, увлекавшимся литературой, скажем, повесть «Степь», или драму «Чайка», или прелестную, всегда современную новеллу о той легкомысленной женщине. Улица Димчо Дебелянова, может быть, вызывала в сознании читателей поэта беззаботные времена их молодости, прожитой в тиши провинциальных дворов, под сенью «вишен в белом цвету». Слава богу, хоть названия сохранились, но сами улицы проходят теперь между пяти-шестиэтажными жилыми блоками, на однообразных балконах которых развевается развешенное для сушки пестрое белье.

Нет тех двориков, нет зеленых садов, нет «вишен в белом цвету». Вихрь урбанизации вверг их в небытие, а напряженный ритм жизни оставил в прошлом тихие, поэтичные утренние грезы. Сейчас утром, когда все живое, способное работать и учиться, мчится на предприятия, в школы и университеты, вряд ли найдется человек, который, проходя, скажем, по улице Чехова, свяжет в своем уме название улицы с чеховской «Чайкой», «Дамой с собачкой», «Попрыгуньей» или с каким-нибудь еще произведением великого писателя. Одни бегут сломя голову догонять трамваи и автобусы, другие повторяют в уме домашние поручения — купить хлеб, масло и еще не знаю что, третьи переживают очередную семейную ссору, и, если кто-нибудь все же вспомнит о «Чайке» или подумает о цветах, о сирени, это непременно будет человек, недавно приехавший из самого нового города республики, или какой-нибудь неисправимый чудак.

Читатель, вероятно, помнит, что в этом квартале находился дом, в котором поселился Аввакум Захов — давно, еще во времена, когда в контрразведке его произвели в майоры. За плечами Аввакума были уже момчиловский случай, шляпная афера и только что случившаяся история с кинорежиссером-документалистом, весельчаком Асеном Катарджиевым. Дом не передавался по наследству, потому что был собственностью жилфонда городского совета. В бельэтаже его жил пенсионер, военный врач Свинтила Савов, с племянницей Виолеттой, в то время студенткой Академии художеств, а в распоряжении Аввакума Захова находился верхний этаж — две комнаты с верандой, которая смотрела на сосновый лес. В большой комнате высился чудесный камин (наверняка из-за него-то и решил Аввакум купить этот дом: как известно читателю, он «болел» настоящими каминами, напоминающими старинные очаги).

Аввакум заключил договор о покупке дома через год после смерти Свинтилы Савова. Виолетта вышла замуж за чиновника, занимавшего высокий пост в Министерстве иностранных дел, уехала в Нигерию, и освободившийся дом просто нельзя было не купить. Камин, веранда, сосновый лес; уединенность и тишина — это была сказка о золотой птичке, которая только однажды садится на плечо счастливчика. Но, разумеется, золотой птичке ничего бы не удалось, если бы полковник Манов, шеф Аввакума, не поговорил (конфиденциально, конечно) с финансовым инспектором, от которого зависела продажа дома.

И вот окраина, привлекшая когда-то Аввакума своей поэтичностью, представляла собой сегодня квартал новых панельных домов. Трамваи и автобусы связывали его с центром города, а два года тому назад обитатели его получили в подарок универсальный магазин. Я упоминаю об этой подробности (в каком же квартале столицы нет сейчас универсального магазина!) потому, что именно в этом храме торговли между стендами продовольственных товаров и спиртных напитков встретились два знаменитых интеллигента квартала: профессор Астарджиев и Аввакум Захов. Знакомство произошло совершенно случайно.

— Это вино, товарищ, подкрашенная водичка! — сказал Аввакум Захов профессору, увидев, что тот протянул руку к полке, где были выставлены бутылки с розовым вином.

Аввакум хотел купить себе бисквиты к чаю, а они располагались как раз напротив стенда с вином.

— Я не очень разбираюсь в винах, — смущенно сказал профессор. — Хотелось бы выбрать что-нибудь полегче…

Бросив беглый взгляд на своего неожиданного советчика, профессор испытал по отношению к нему чувство симпатии и уважения. Рубашка у Аввакума была с крахмальным воротничком (неосуществленная мечта профессора!), а черное демисезонное пальто было ниже колен, то есть он не следовал за модой (обстоятельство, которое в ту же секунду сильно возвысило его в строгих глазах профессора): он находил короткую одежду — как женскую, так и мужскую — неприличной, ни в коем случае не подходящей для интеллигентного человека.

— Возьмите карловское или красное сухиндолское, — посоветовал Аввакум.

Профессор Астарджиев нерешительно снял с полки бутылку красного сухиндолского вина.

— Не берите эти бисквиты! — в свою очередь сказал он Аввакуму. — Они старые и затхлые. Однажды я взял их и выбросил все до единого. Я бы вам посоветовал вот этот сорт! — И он любезно показал, какой.