Убийство на верхнем этаже

В общем, я поздравляю вас, мистер Шерингэм. Так все и было в точности, как вы сказали. Ваш первый тезис, что общедоступные увеселительные заведения — не слишком надежное алиби, мы знали, конечно, да ведь время не совпадало. Конечно, я и сам заподозрил сразу, тут что-то не так. Уж слишком гладко Малыш все это расписывал. В общем, как бы там ни было, в кино у них была ложа, и он прямо там и надел свою рясу. Он сказал Лил, что управится за полчаса, но вернулся больше чем через час, и, возбужденный ужасно, рассказал ей все и показал деньги. Конечно, он не собирался укокошить старуху, но так уж получилось, и он голову не потерял, а сел, подумал и организовал все в точности, как вы сказали, и высыпал в чулан окурки из пепельницы, когда спускался вниз. Он хотел, чтобы Лил пошла ночью во двор и подергала за веревку, но она сдрейфила. Зато мысль о беглеце, который привлечет внимание, похоже, это ее.

Малыш тогда отправился к своему приятелю, Чарли Дэвису, и рассказал ему, в какой переплет попал. Чарли за половину добычи согласился подергать за веревку и изобразить кросс. Мы хорошо знаем Чарли, час назад его сюда доставили, и он сознался. Оба они с Лил, конечно, соучастники. Против него мы выдвигаем обвинение, а Лил позволим выступить на стороне прокурора: оно того стоит. Я только что говорил по телефону с Льюисом. Малыш на месте, мы его из виду не выпускали ни на минуту, и сейчас его будут брать.

И скажу вам, мистер Шерингэм, со всей откровенностью, что только благодаря вам нам удалось заполучить его так быстро.

— Да, — как автомат проговорил Роджер.

— Мы бы в конце концов и сами его достали, мы всегда их в конце концов достаем, но вы все время шли на несколько ярдов впереди нас.

— Да, — произнес Роджер.

— Шеф очень доволен, уж будьте спокойны. Через несколько минут он позвонит вам и сам об этом скажет. Я подумал, вам лучше сначала все узнать от меня.

— Я очень благодарен вам, Морсби, — сказал Роджер и как во сне положил трубку на рычажок.

Он перевел взгляд на Стеллу. Ее всю трясло в ее кресле, и она прижимала к губам платок. Он никогда не видал, чтобы девушка так заходилась от смеха.

Только в минуты великих потрясений настоящий мужчина показывает, на что он способен. А Роджер переживал сейчас одно из величайших потрясений своей жизни. Если он сейчас не возьмет ситуацию в руки, до конца своих дней эта девица будет впадать в истерику и хохотать до упаду при одном звуке его имени, и даже в гробу будет крутиться, чтобы не расхохотаться, когда где-нибудь в небесном эфире пронесется — Роджер Шерингэм.

Он выдавил из себя улыбку:

— Я хотел, Стелла, вас напугать. Разве не лихо я все это выстроил? Может, конечно, не следовало так уж вас за нос водить…

— Совсем нет, совсем нет! — просто давилась от смеха Стелла. — Вы все это совершенно серьезно… А-а-а-ха-ха-ха!

— Дорогая моя! — Роджер почувствовал себя оскорбленным. Все это до крайности было ему не-приятно. И черт побери, она и правда не верит ему ни на йоту. Почему же, однако? Конечно, мог он подумать, как хорошо, что мисс Барнетт все-таки живой человек, но он этого не подумал.

А она хохотала и хохотала. Слезы текли из ее прекрасных глаз по ее прекрасным щекам прямо к ее прелестным губам, но Роджер был не в силах любоваться этой дивной картинкой.

Опять зазвонил телефон.

Это был сэр Артур Макфарлейн, помощник комиссара, намеревавшийся сообщить Роджеру нечто очень и очень лестное. Роджер, однако, слушал его комплименты вполуха, поскольку они звучали на фоне хоть и стихающих, но все еще судорожных всхлипов Стеллы.

И тут ему пришла отменная мысль, достойная настоящего мужчины.

— Сэр Артур, — сказал он в трубку, — не сочли бы вы за труд повторить суть того, что вы сейчас говорили, моей секретарше? Эта молодая особа, скептичная до крайности, отказывается верить, что я немного был вам полезен.

Сэр Артур выразил живейшую готовность осуществить этот акт элементарной справедливости. Роджер протянул трубку Стелле.

— Держите себя в руках, мадам! С вами будет говорить помощник комиссара отдела уголовного розыска.

Стелла поднесла трубку к уху. Понемногу выражение ее лица менялось. Веселье сменилось сомнением, сомнение — верой, вера — раскаянием, раскаяние — уважением, уважение — восхищением. С глубоким удовлетворением наблюдал Роджер за этими переменами.

Она опустила трубку.

— Значит, вы и вправду водили меня за нос? — спросила она смиренно.

— Ну я же вам говорил! — сказал Роджер с легкостью. — Очевидно, это получилось у меня достоверней, чем я рассчитывал. Прошу простить, что ради пущей правдоподобности мне пришлось воспользоваться именем вашего жениха.

Стелла принялась приводить в порядок лицо, понесшее некоторый ущерб в ходе этого спектакля.

— Можете об этом не беспокоиться, — сказала она, глядя в зеркальце и орудуя пуховкой. — Один добрый розыгрыш стоит другого. Так и быть, я тоже признаюсь. Я не обручена. И никогда не была обручена.

— Как! Но вы ведь ясно сказали мне, что…