Убийство на виадуке. Три вентиля

– Быстрая корректировка мысленной перспективы – неоценимое упражнение, – сказал мистер Поултни, – особенно в моем возрасте. Но, признаюсь, кое-что изрядно мешает этому процессу. Выходит, что же, мистер Бринкман никакой не убийца, а совершенно невинный человек, который просто любит по ночам кататься на автомобиле? Я не сомневаюсь, все это имеет вполне удовлетворительное объяснение, но мне кажется, кто-то здесь играл нечестно.

– По-видимому, мистер Эймс, – сказал епископ. – Должен признаться от его имени, что он кое-что утаил, и безоговорочно взять на себя вину за его поступок – если здесь есть вина. Не думаю, однако, что преждевременное раскрытие тайны помогло бы правосудию, впрочем, я и не замедлил представить вам эти бумаги.

– Вы имеете в виду письмо на имя епископа Пулфордского, оставленное в каньоне? – уточнил Бридон. – Письмо с признанием в самоубийстве?

– Господи, мистер Бридон, похоже, вы знаете об этом не меньше меня! Ну что ж, вкратце история такова. Вчера вечером мистер Эймс сказал вам, мистер Лейланд, что прошел за Бринкманом по всему каньону и что в конце концов Бринкман уехал на такси. Но он умолчал о том, что посреди каньона, возле каменного уступа, Бринкман несколько раз подпрыгнул – то ли пытался что-то туда положить, то ли, наоборот, взять. Так вот это что-то, несомненно, и есть документ, который я держу в руках. Мистер Эймс достал его, когда Бринкман пошел дальше, и, увидев, кому он адресован, да еще с пометкой «Лично, в собственные руки», счел за благо без вашего ведома отвезти его мне. Как я понимаю, он и вам, мистер Бридон, ничего не говорил.

– Совершенно верно, – кивнул Эймс.

– Отлично, мистер Эймс! – воскликнула Анджела. – Вы не представляете себе, как мы замучились с Майлзом! Он воображает, будто нашел разгадку, а нам не говорит – ну разве не гадко с его стороны? Нет, я ужасно рада, что вы сумели хоть что-то от него утаить.

– Не совсем! – запротестовал Бридон. – Взгляните сюда, мистер Эймс. – С этими словами он показал Эймсу, а затем и остальным документ, который и впрямь сводил на нет все Эймсовы предосторожности. Собственно, это был просто клочок бумаги, исчерканный карандашными каракулями – сразу видно, автор ехал в автомобиле со скверными рессорами на скорости тридцать пять миль в час, да еще по ухабам. Записка была весьма лаконичная: «Пусть Эймс покажет вам то, что нашел в каньоне. Я думал, что это вы. Ф. Бринкман».

– Вот как! – сказал епископ. – По всей видимости, у Бринкмана были некоторые сомнения относительно судьбы документа, попавшего в руки служителей католической церкви. Бедняга, он всегда был непримирим. Но как бы там ни было, мы здесь, мистер Бридон, и все вам рассказали, как примерные мальчики. Я приехал специально, чтобы передать вам этот документ. Однако, по-моему, мистер Эймс правильно рассудил, что конверт с такой пометкой необходимо вручить мне лично, не упоминая о его существовании третьим лицам.

– Что до меня, – вставил Лейланд, – я одобряю его действия. Я не верю во все эти посмертные откровения и предпочитаю уважать секреты покойников. Но если не ошибаюсь, ваше преосвященство тем не менее готовы познакомить нас с содержанием письма?

– Безусловно. Мне кажется, свои последние распоряжения бедняга Моттрам сделал просто из пиетета перед моими взглядами на сей счет. И я не боюсь предать их огласке. Прочитать вслух?

Все согласно кивнули, и епископ, вынув из конверта письмо, приготовился читать.

– Предварительно должен заверить вас, – сказал он, – что я хорошо знаю почерк Моттрама и нисколько не сомневаюсь в подлинности документа. Я совершенно уверен, что это не фальшивка. Позднее вы поймете, отчего я говорю об этом. Итак, слушайте.

Ваше преосвященство!