Убийство на Знаменской

— Это… заказ первый. 12.30 — это время, когда заказ поступил. Далее, 3/8 — это откуда поступил заказ, восьмой номер на третьем этаже. Новый управляющий ввёл такой порядок — записывать время и в какой номер подавать заказ после того, как в прошлом годе один телеграфист пришёл с девицей, назаказывал шампанского с клубникой, ананасов, а потом платить отказался, дескать, чем докажете, что это в мой номер был заказ? Доказать-то доказали в конце концов, но скандал вышел. Вот с тех пор… Так, далее читаем: графинчик водки и фунт севрюги. Принял Семилюта, это дневной дежурный третьего этажа, видите, его закорючка.

Алексей пробежался глазами по следующим записям, дошёл до времени 23.15 и стал читать медленнее, возвращаясь время от времени к уже прочитанным строкам.

— А чьи это росписи? — спросил он, указав на два вида непохожих друг на друга закорючек.

— Это наши коридорные так расписываются. Вот эта, — буфетчик указал на ту, которая начиналась с вертикальной палочки и переходила в волнистую линию наподобие извивающегося червяка, — принадлежит Лёхе Полозову, он по второму этажу тогда дежурил, и сейчас тоже его смена, а вот эта, — он ткнул пальцем в закорючку, напоминавшую плохо скрученный проволочный клубок, — коридорному Василию Хлопову, он на третьем этаже стоял. Они когда заказ приносят — расписываются. Потом наш официант относит заказ в номер и тоже расписывается в этом. Порядок у нас такой. Так концы легче найти ежели что, и сразу видно, кто платить должен.

Алексей Иванович, самым тщательным образом принялся изучать записи и скоро пришёл к удивившему его открытию: в промежутке между 23.30 и 3.30 против всех записей, даже тех, что относились к номерам второго этажа (а следовательно, были в ведении Полозова) стояла подпись Хлопова! Последняя запись за подписью Полозова перед перерывом, в 23.30 говорила о том, что, выполняя заявку клиентов из третьего номера, он получил в буфете бутылку Игристого шампанского, фунтовую ветку винограда, два яблока и посуду — два фужера для вина, две тарелки десертные, два фруктовых ножа и пару десертных вилок. Об этом Шумилов уже знал от коридорного. Но дальше было интереснее: буквально через 25 минут, в тот же самый третий номер была доставлена одна порция горячего шоколада. И против этого заказа стояла подпись уже не Полозова, а Хлопова! Полозов в своём рассказе Шумилову о событиях той драматической ночи ни единым словом о шоколаде не обмолвился. Был сознательно неточен? Забыл? Или просто ничего об этом заказе не знал? Нашёл Шумилов и запись о заказах, сделанных той же ночью обитателями второго номера второго этажа: в 21.45 официантом туда была доставлена бутылка кахетинского, два фужера, два фунта чёрного винограда. И самое интересное: в 23.55 во второй номер была отнесена бутылка красного вина, два фужера и два фунта персиков. И опять всё та же закорючка Хлопова красовалась под этим заказом. Далее Шумилов увидел запись о том самом заказе Константина Чижевского, про который ему рассказала Проскурина. В 3.15 во второй номер второго этажа была доставлена бутылка мадеры, два фужера, пара мельхиоровых ложек и полфунта мороженого с клубникой. И за этот заказ расписался опять-таки Хлопов. «Замечательно получается, — лихорадочно соображал Шумилов, возвращая буфетчику тетрадь, — заказ в 23.55 доставлен в пустой, якобы, номер. Ведь горничная совершенно уверенно утверждала, будто убирала его за ночь всего лишь дважды: около одиннадцати часов вечера и уже утром, в шестом часу, то есть после ухода Чижевского с Проскуриной. Значит…»

Это «значит» было самой важной частью рассуждений, и с ним не стоило спешить. Неспешные размышления Шумилова прервал низкий баритон, раздавшийся совсем близко. Голос принадлежал подошедшему к буфетной стойке высокому чернявому мужчине, судя по одежде, коридорному, который, глядя в маленький блокнот, быстро произнёс:

— В шестой номер четверть штофа «анисовки», да похолоднее просили, и икорки чёрной полфунта. К ней хлебца ржаного с тмином четыре кусочка, лимон дольками без сахару и орехов грецких очищенных фунтец.

Низкий внушительный голос никак не соответствовал субтильной фигуре говорившего. Вместо человека богатырского сложения, с объёмной грудной клеткой, Шумилов увидел высокого, худого мужчину лет тридцати пяти с очень смуглым лицом и черными длинными волосами, рассыпавшимися по плечам шикарными кудрями. Говоривший был похож то ли на цыгана, то ли на молдованина; сходства добавляли чёрные, как уголья, глаза. На безымянном пальце правой руки коридорный носил перстень с чёрным, глянцево блестевшим камнем.