Убийство номер двадцать

Шавка за задней дверью все еще заходится лаем. Не хочу, чтобы меня хоть что-то беспокоило, поэтому открываю дверь. Маленький терьер бросается было в дом, но тут останавливается. Видно, понимает, что что-то не так, однако действует недостаточно быстро – я хватаю его за загривок и со всей силы швыряю в стенку. Он падает на пол, оглушенный, но быстро очухивается и кидается на меня. На сей раз решаю не миндальничать.

Тянусь к нему, промахиваюсь, и он кусает меня за запястье, крепко вцепившись в него зубами. Внезапная боль и изумление приводят меня в ярость – волной накатывают ненависть и гнев. Ощущаю, как бешено заколотилось сердце, а в голове помутилось, когда я отрываю его от своей руки и подношу к лицу, держа за загривок. Тут он затихает, наблюдая за мной темно-карими глазками. Это его и спасло.

Отношу его, безвольно свесившего лапы, к чулану в прихожей, распахиваю дверь и швыряю туда. Он съеживается там в темноте. Узнал собрата-хищника – понял, что потерпел поражение. Захлопываю дверь, дрожа всем телом. Подступают страх и паника, и надо поскорей покончить с начатым делом.

Присаживаюсь перед обмякшим на стуле мужчиной на корточки, беру его за руку. Выворачиваю ее ладонью вверх, обнажая белое, чистое предплечье. Немного медлю.

В жизни от него все равно не было никакого толку. Он не представлял собой абсолютно никакой ценности.

А после смерти он станет частью чего-то. Чего-то большего. Чего-то стоящего.

Это будоражит меня. Как и все остальное, что еще впереди.

Я все сделаю как надо. Для тебя.

Глава 19

Адам наблюдает, как бутылку фотографируют, а затем аккуратно помещают в чистый белый контейнер для улик и отправляют на экспертизу. Может, им повезет с этим отпечатком. А может, и нет. Но каждая, даже самая незначительная улика приближает их к поимке преступника. Адама уже охватывает азарт погони, накатывает прилив оптимизма. Вот за что он так любит свою работу.

Адам выходит из кухни и встает в дверях гостиной убитого. Осматривает неряшливую, беспорядочно заваленную всяким хламом комнату. Даже из-под защитной маски чувствует застарелый запах пива и какой-то жареной снеди, втоптанной в ковер. На поцарапанном журнальном столике стоит пустое картонное корытце из-под купленной навынос еды, с пластиковой вилкой внутри. Рядом – две банки из-под пива. Что-то тревожно царапает сердце – чувство связи со своей собственной одинокой жизнью.

Итак, этот парень провел вечер дома. Ужин, пиво, что-то по телику… Адам оглядывается на кухню, потом смотрит на кровавые пятна на диване. Понял ли обитатель этого дома, что кто-то вломился к нему, или же пребывал в блаженном неведении, пока бутылка не опустилась ему на череп? Не было ли это преступление скорее спонтанным – совершенным благодаря удачно подвернувшейся возможности, а не спланированным? Бутылка из-под водки – точно такая же, что и в мусорном контейнере снаружи. Преступник приходит с целью убить – он испытывает потребность убивать? – но пустырь, на котором он обычно избавляется от тел, наводнен полицией. Хватает первое, что подвернулось под руку, оставляет жертву истекать кровью на полу ее собственной кухни, и что потом? Спокойно удаляется?

Адам слышит, как в комнату кто-то входит, и оборачивается. Перед ним стоит Джейми.

– Есть что-нибудь из соседнего дома? – спрашивает Бишоп.

Джейми качает головой.

– Ни хрена полезного. Слышали собачий лай, затем тишина. Никаких криков о помощи. Он был из тех соседей, что держатся особняком.