Убийство по-джентельменски

— Я не потерплю от тебя подобных заявлений. Просто не потерплю. У меня есть в Карне определенные обязанности, я испытываю чувство долга, которое хорошо бы иметь нам всем. И заключается этот долг в том, чтобы восстановить и поддерживать высокие стандарты поведения, которые, увы, понесли жестокий урон во время войны. Я прекрасно осознаю, что эта моя решимость неоднократно делала меня не самым популярным человеком в школе. Но любые выговоры или советы, исходившие от меня, никогда — заруби себе это на носу! — никогда не были направлены против личностей, а только против грубых промахов в поведении людей, их неподобающих поступков. Речь здесь не может идти о личной неприязни, Теренс. И я не позволю никому утверждать, что неприязненно относился к самой миссис Роуд. Такое утверждение было бы ложным в любое время, а при сложившихся трагических обстоятельствах оно просто возмутительно. Происхождение и образование миссис Роуд не дали ей естественным образом необходимой подготовки к образу жизни, который ведем мы, но это совершенно другое дело. Я стремился просветить ее, а не критиковать — вот что я хотел бы тебе втолковать. Неужели это до сих пор не ясно?

— Более чем, — сухо ответил Филдинг.

— А как относились к ней жены других преподавателей? Она находила с ними общий язык? — осмелился спросить Смайли.

— Едва ли, — по-прежнему зло ответил Д’Арси.

— Жены! Бог ты мой! — простонал Филдинг и приложил ладонь ко лбу. Повисла пауза. — То, как она одевалась, я полагаю, многих из них огорчало. К тому же она пользовалась услугами общественной прачечной, что тоже производило далеко не лучшее впечатление. Не говоря уж о том, что она не принадлежала к нашей церкви…

— Она сблизилась хотя бы с кем-то из жен? — упорствовал Смайли.

— По-моему, у нее сложились добрые отношения с молодой миссис Сноу.

— И, как вы только что припомнили, она ужинала здесь в ту ночь, когда ее убили, верно?

— Да, — тихо сказал Филдинг. — В среду. А потом Феликс и его сестра отвели к себе несчастного мистера Роуда после случившегося…

Он посмотрел на Д’Арси.

— Да, так и было, — коротко подтвердил Д’Арси. Он тоже бросил взгляд на Филдинга, и Смайли показалось, что этот обмен взглядами был не случайным: в нем содержалось некое скрытое послание друг другу. — Такое не забывается… Но, Теренс, позволь мне ненадолго перевести разговор в профессиональное русло. Переводы, которые делает Перкинс, просто катастрофически плохи. Я еще никогда не видел, чтобы ученик допускал такое количество ошибок. Быть может, он нездоров? Ведь его мать — культурнейшая женщина, кузина Сэмфордов, насколько мне известно.

Смайли смотрел на Д’Арси и пытался понять его. На нем был полинявший, почти позеленевший от старости смокинг. Смайли бы не удивился, услышав заявление Д’Арси, что эта вещь принадлежала еще его дедушке. Кожа на лице оставалась гладкой, как бывает у толстяков, хотя он отнюдь не страдал избытком веса. Говорил он чуть высоковатым голосом, примерно на одной ноте, и все время улыбался: улыбался независимо от того, молчал или произносил какие-то слова. Улыбка никогда не покидала его гладкого лица, словно ее вырезали на нем, а его губы вытянулись, демонстрируя превосходный набор зубов, так, будто уголки рта ему непрерывно растягивал пальцами стоявший за спиной невидимый дантист. Но вместе с тем лицо Д’Арси ничуть не напоминало застывшую маску. Напротив, его выражение менялось, демонстрируя тончайшие нюансы. В малейшем подергивании кончиков губ или носа, в самом мимолетном взгляде или чуть нахмуренных бровях при желании можно было что-то увидеть и прочитать. Сейчас он явно стремился увести разговор в сторону. Не от Стеллы Роуд (потому что чуть позже сам заговорил о ней снова), а от обстоятельств того вечера, когда она погибла, от точного описания, что именно тогда произошло. Но гораздо более интересным Смайли показалось другое: вне всякого сомнения, Филдинг стремился к тому же. Их быстрый обмен взглядами можно было интерпретировать как продиктованный страхом безмолвный договор, взаимное предупреждение, а потому с этого момента манера поведения Фидцинга вдруг резко переменилась. Все шутовство куда-то улетучилось — он приобрел вид мрачный и озабоченный, и загадка этой смены настроения потом еще долго мучила Смайли.

Между тем Д’Арси обратился к Смайли с нежданными извинениями:

— Прошу простить, что завел разговор о сугубо внутренних делах Карна. Вам, вероятно, тоже кажется, что мы здесь живем в некоторой изоляции от общества. Я знаю: именно так нас часто воспринимают со стороны. Карн — «школа для снобов». Популярное мнение чужаков. Его к тому же усердно насаждает бульварная пресса. Но в то же время, несмотря на все претензии к нам нынешних авангардистов, — он бросил лукавый взгляд на Филдинга, — могу заверить, что никто не заслуживает клейма сноба меньше, чем Феликс Д’Арси.

Смайли впервые обратил внимание на его прическу. У него были тонкие, имбирного оттенка, волосы, которые густо росли на макушке, но полностью открывали розовую кожу на шее.