Убийство по графику

Сергей почувствовал, что слеза предательски скользнула по щеке. Он спустился в ров. Жуткая картина предстала перед ним. Тело девушки распласталось на снегу. Пустые глазницы «смотрели» в звездное небо. Из вспоротого живота внутренности вырваны и раскиданы кусками вокруг. Собаки успели хорошо поработать. Сергей не выдержал, его вырвало. Грудь давила ненависть к этому ублюдку. В виске пульсировала вена. Ночное небо стало каким-то тяжелым, плотным, как серый мир порока. Он давил ему на плечи, и словно под его тяжестью Сергей осел на снег. Ему казалось, что из серого царства, сквозь тяжелый плотный туман, смотрят бесчеловечные, холодные глаза Оборотня. Он был уверен, что видел, как они ухмылялись над его бессилием поймать его. Звериный оскал словно предупреждал, что хозяин положения он. Сергею казалось, что он чувствовал его тяжёлое, гнилостное дыхание смерти совсем близко.

— Носом землю рыть буду, но недолго ходить тебе на воле, Оборотень.

Сергей медленно и как-то тяжело поднялся наверх. Казалось, убийства словно подъедали силы. Когда он забрался на дорогу, команда уже была в сборе.

— Так, работаем. Знаете, что делать? — устало спросил Сергей.

— Да, Сереж, справимся, конечно, — сказал Арсений.

— Ребят, а я с вами, — обратился к патрульным, — сейчас поедем к вам, записи с ближайших камер на этом участке дороги изучать. Все машины в город и из города, проезжавшие ночью, зафиксируем. Поможете пробить данные водителей этих авто?

— Без проблем.

— Ребята в девять все встречаемся в отделе, на планерке, — обратился Сергей вновь к своей команде.

В девять вся оперативная группа собралась в кабинете. В воздухе висело мрачное молчание. Усталые лица, боль в глазах. И ненависть, ненависть к Оборотню и негодование к себе от того, что преступник ещё на воле. Понимание того, что столько лет хладнокровный и больной на голову урод ими до сих пор не пойман, внушало чувство, что каждый зря ест свой хлеб. Сердце не покидало мучительное чувство бессилия. Это страшно, поистине страшно, когда понимаешь, что тобой допущенные ошибки стоят кому-то жизни.

Сергей начал планерку.

— Ребята, я не знаю, что вам сказать. Тошно от всего этого на душе. Я знаю, что мы выкладываемся на все сто процентов в этом деле. Но, видимо, мало этого. Мы явно что-то упускаем. Мне кажется, есть в этом деле что-то нестандартное. Что-то, что не вписывается в нашу систему для «обычного», если можно так сказать, ну вы меня понимаете, следствия. Иначе никак невозможно объяснить долгое нахождение этого гада на свободе. У него, видимо, продумана своя какая-то система ухода от подозрения. Мы с вами просмотрели дела, которые были ранее, попытались связать все воедино. Но признаемся честно, результата от нашей работы нулевой. Поэтому я пригласил помочь нам психоаналитика. Он согласился изучить материал, высказать свои соображения и попробовать составить психологический портрет преступника. Предлагаю его выслушать, я думаю, нам это будет полезно. Свежий и профессиональный взгляд на дело об Оборотне даст нам возможность либо увидеть все по-новому, либо понять некоторые мотивы преступника, а значит, понять, как он будет действовать и как у него получается скрываться от следствия. Вот, представляю вам Анатолия Владимировича.

Анатолий Владимирович встал и кивнул всем ребятам в приветствии. Ребята только сейчас обратили внимание на то, что среди них в кабинете новый человек. Задумчивые, поглощенные мрачным чувством, заходили в кабинет, не разглядывая друг друга, «на автомате» здороваясь, рассаживались по своим местам. Ребята кивнули в ответ, а кто был рядом с ним, обменялись рукопожатием.

— Ну, я не против начать ваше собрание первым, — сказал психоаналитик, — я изучил материал, который мне дали. У меня есть некоторые соображения по этому делу, и я готов поделиться ими. Заранее прошу прощения, я не следователь, поэтому говорить я буду как психоаналитик.

Взяв в руки свои бумаги, он надел очки. Внимательно вглядываясь в свои записи, он разложил в нужном для себя порядке.