Убийство по-китайски: Золото

— Я принимаю ваше предложенье, включая условие, поставленное Цзяо Даем. Но при этом, хотя я вполне понимаю, что его долг — найти того человека, я все же, с его позволения, прежде предприму попытку возместить причиненное зло законными средствами. Вы можете идти со мной в Пенлей, а уж там я решу, нужны ли мне ваши услуги. Если нет, я сообщу вам об этом; вы же обещайте, что в таком случае немедленно завербуетесь в нашу Северную Армию. У меня так: либо все — либо ничего.

Лицо Цзяо Дая посветлело. Он воскликнул:

— «Либо все, либо ничего» — вот наш девиз!

Он стал на колени перед судьей и трижды коснулся лбом пола. Его друг последовал этому примеру.

Когда Ма Жун и Цзяо Дай поднялись, судья Ди продолжил:

— Это Хун Лян, мой доверенный человек, от него у меня нет секретов. Вам предстоит работать заодно и вместе с ним. Пенлей — мое первое назначение; я не знаю, как там устроено судопроизводство. Но, надо полагать, писари, приставы, стражники и прочие служащие управы там, как обычно, набраны из местных. Я слышал, что в Пенлее случаются подозрительные вещи, и одному только Небу известно, насколько судейские причастны к этому. Мне нужны свои люди, которым я мог бы доверять. Вы трое будете моими ушами и глазами. Вели прислужнику принести кувшин вина, Хун!

Когда чарки были наполнены, судья Ди поднял тост за них троих, они же в свою очередь почтительно выпили за его здоровье и преуспеяние.

На следующее утро, когда судья сошел вниз, Хун Лян и оба новых помощника уже поджидали его на дворе. Ма Жун и Цзяо Дай явно успели побывать в одежной лавке: теперь на них были опрятные коричневые халаты с черными поясами; маленькие черные шапочки завершали общепринятый наряд судейских служащих.

— Небо облачно, господин, — молвил Хун. — Боюсь, дождь будет.

— Я приторочил к седлам соломенные шляпы, — сказал Ма Жун. — Уж как-нибудь до Пенлея они не размокнут.

Четверо сели на лошадей и выехали из города через восточные ворота. Какое-то время продвигались по дороге, запруженной пешеходами и повозками; затем народу стало заметно меньше. А дальше, когда они въехали в безлюдный гористый край, им навстречу попался всего лишь один верховой с двумя лошадьми в поводу. Глянув на них, Ма Жун заметил:

— Отличная конятина! Особенно вон та, со звездочкой.

— А вон тот короб парень зря приторочил к седлу, — добавил Цзяо Дай. — Это грозит неприятностями!

— Почему? — спросил Хун.

— Потому что в этих краях, — объяснил Цзяо Дай, — сборщики арендной платы перевозят собранные деньги в красных кожаных коробах. Разумные люди прячут их в седельные сумы.

— Этот малый, кажется, чересчур спешит, — небрежно бросил судья Ди.

К полудню они добрались до последнего на их пути горного перевала. Дождь лил как из ведра. Укрывшись под высоким деревом, одиноко росшим на плоском уступе рядом с дорогой, они с высоты обозревали плодородный зеленый полуостров — землю Пенлея.

Там же на уступе они наскоро пополдничали тем, что припасли в дорогу. Во время трапезы Ма Жун со смаком потчевал их рассказами о своих шашнях с деревенскими девицами. Судью Ди совершенно не интересовали подобные непристойные байки, но и ему пришлось признать, что сами по себе они довольно забавны и что Ма Жун наделен весьма язвительным остроумием. Однако, едва тот приступил к очередной истории, судья прервал его:

— Мне сказали, что в здешних местах водятся тигры. Я же полагал, что эти звери предпочитают края не столь сырые.

Цзяо Дай, дотоле молчавший, откликнулся:

— Трудно сказать. Как правило, тигры держатся выше, в горных лесах, но коль скоро отведали человечины, могут спуститься и на равнины. Можно устроить недурную охоту!

— А что здесь говорят о тиграх-оборотнях? — спросил судья.

Ма Жун испуганно оглянулся на темную чащу у них за спиной и коротко ответил:

— Ничего не слышал об этом!

— Не позволит ли господин взглянуть на его меч? — вдруг молвил Цзяо Дай. — Мне думается, это великолепный стародавний клинок.

Вручив ему меч, судья сказал:

— Имя ему — Грозовой Дракон.

— Тот самый, знаменитый Грозовой Дракон? — восторженно вскричал Цзяо. — Клинок, о котором всякий мечник в Империи упоминает с благоговением? Древнейшее и прекраснейшее оружие, выкованное триста лет назад Трехпалым, лучшим из оружейных мастеров, живших на земле!

— Так гласит предание, — подтвердил судья Ди. — Восемь раз Трехпалый пытался выковать его, восемь раз он терпел неудачу. Тогда он поклялся принести в жертву речному богу свою любимую молодую жену, коль скоро преуспеет в этом деле. На девятый раз он сотворил сей меч и немедля зарубил им свою жену на речном берегу. Тут же началась великая буря, и Трехпалый пал, сраженный ударом молнии. Его тело и тело его жены унесли ревущие волны. Этот меч уже двести лет принадлежит моей семье, переходя от отца к старшему сыну.

Цзяо Дай, прикрыв лицо шейным платком, чтобы не осквернить клинок своим дыханием, вытянул его из ножен. Почтительно держа меч на ладонях, он восхищался темно-зеленым блеском острия тоньше волоса, на котором не было ни единой щербинки. Его глаза озарились нездешним светом, и он произнес: