Убийство по подсказке

– А не было ли у владельца мастерской Лазаруса какого-нибудь врага или просто недоброжелателя, который все это сделал, чтобы досадить ему?

– Он утверждает, что никаких врагов у него нет. Если кто-то и хотел его подзадорить, то почему ничего не украдено? Почему не причинен вред самой птичке? С ней ничего не произошло. Когда Лазарус как всегда утром вошел в мастерскую, то увидел, что канарейка преспокойно летает по его развалюхе. Тогда он заметил, что дверца в клетке открыта, а задвижка на окне сломана. И все.

– Но почему? – настойчиво спросил Базиль.

– Поломайте голову, доктор, а меня увольте. В мои обязанности входит ловить преступников и злоумышленников, а не выведывать у них, почему они совершили то или это. Может, вы объясните, почему всегда на пожаре толпа прет к самому огню, игнорируя все наши приказы отойти подальше?

Поразмыслив, инспектор добавил:

– Странно, что все произошло в точильной мастерской…

Интерес к этому делу сразу вспыхнул у Базиля с новой силой, как вспыхивает сухое полено, подброшенное в костер.

– Что из этого следует, инспектор?

– Дело вот в чем. Мы хорошенько все проверили и убедились, что ни один, даже самый завалящий, предмет не украден. Все на месте. А это означает только то, что кому-то нужно было наточить нож и сделать это без свидетелей.

– Для убийства?

– Несомненно. Но мы бессильны что-либо сделать. Никаких отпечатков пальцев. Никаких ключей к разгадке…

Выйдя на центральную улицу, Базиль сразу почувствовал, как резкий порыв холодного, промозглого ветра легко проник через его летнее пальто. «Кому-то понадобилось наточить нож», – размышлял он про себя. В его воображении возникла темная, безликая фигура в предрассветном туманном свете. Мастерская. Базилю слышалось мерное гудение точильного колеса, он видел, как снопами разлетались холодные голубые искры, но никто не мог ни увидеть и ни услышать преступника, находящегося в маленькой мастерской в темном переулке, разделявшем надвое этот театральный район города. Для чего же такая таинственность, как не для хладнокровного, рассчитанного убийства. С точки зрения простого полицейского, это не вызывает удивления, но…

Как и большинство современных психиатров, Базиль Уиллинг верил в то, что человек не может совершить какой-то поступок, не имея при этом какого-то мотива, либо сознательного, либо даже бессознательного. Немотивированный акт – это такой же миф, как миф о единороге или морской змее. Даже простые описки, нечаянные ошибки глубоко коренятся в человеческой природе. Что за чувство заставило эту руку открыть вчера утром клетку и выпустить на волю канарейку? Какие бы эмоции ни вызывало это бедное двукрылое существо, сидящее в клетке, все же убийца, планировавший хладнокровно зарезать человека ножом, такого же человека, как и он сам, вряд ли способен испытывать чувство жалости.

Глава вторая ПЕРСОНАЖИ ПЬЕСЫ

Картинная галерея современного искусства находилась в фешенебельном небоскребе на последнем его этаже.

Внутри, в залах галереи, туда-сюда двигалась толпа приглашенных, главным образом женщины в дорогих мехах и нарядах. Все говорили без умолку.

Время от времени кто-нибудь из гостей спохватывался и бросал взгляд на картины, развешенные на стенах. Но в основном посетители потягивали через соломинки коктейли и любовались обломками гончарного искусства, расставленными на двух каминных досках-близнецах.

На кресле сидела девушка, повернувшись спиной к стеклянной стене. Она была художницей, но в ее привлекательной внешности не было ничего выдающегося. Сотни таких же девушек обладают кудряшками темно-каштанового цвета, у многих такие же серые глаза, отливающие синевой. Веснушки на ее носике заметно полиняли, как будто за последние недели она внезапно отказалась от жизни на открытом воздухе, на солнце, и забилась в какую-то затхлую конуру. На коленях у девушки лежал альбом, а в правой руке был зажат черный карандаш. Время от времени она быстро набрасывала рисунок, когда что-то привлекало ее внимание в толпе, – чей-то пикантный профиль, какая-нибудь сногсшибательная шляпка или какая-нибудь поразительная, нескладная корявая фигура.

Какой-то юноша с размаху плюхнулся рядом с ней на пухлый кожаный диван, не вынимая рук из карманов. Он был чуть светлее девушки и, вероятно, одного с ней возраста – ему было около тридцати лет. Глаза у него были слишком крупные и слишком круглые, очень широкий рот, а ноги очень длинные. Чувствовалось, что в эту минуту он был не в духе, как, впрочем, и сама девушка.

– Ради чего мы должны здесь дожидаться?

– Разве тебе не ясно?

– Может, отменим все это к чертовой матери?

– Но послушай, Полина… – извиняющимся тоном начал он.