– Не «превратился» и не «вдруг». Мы прибыли сюда специально, по просьбе Маргариты, по ее же инициативе, до поры до времени не открывали свой статус, вели тайное расследование. Но я и мой товарищ – мы хорошие, опытные и успешные следователи, поэтому в рекордно короткий срок сумели выйти на твой след и доказать вину. И для суда этого достаточно, то есть твое признание по большому счету не требуется. Я просто хочу понять.
– Что именно понять? Почему я завидовал брату?! Почему сразу не вызвал полицию и не сдался?! Почему разозлился в тот день так сильно, что едва помнил себя от ярости? Почему приставил к его виску пистолет?!
– Но ты же любил брата! Завидовал, порою злился, частенько не понимал, иногда ревновал жену. Но ведь любил!
– Я правда не хотел его убивать. И правда страдал, но в полицию пойти не решался, тем более что все произошедшее поначалу приняли за несчастный случай. Хотя страдал, поверь, я действительно мучился.
– Может, если все рассказать, станет немного легче.
– Легче? Нет! Думаю, это невозможно. Да вы и сами уже, похоже, все знаете. У брата дела шли хорошо, даже замечательно. И все ему давалось легко, будто само в руки шло. А мне, будто для симметрии, природа не дала ни таланта, ни удачи, многие утверждают, что и ума особо не дала. Но моих мозгов было вполне достаточно, чтобы осознать степень моей ничтожности, особенно рядом с Николаем. И он ведь содержал меня и жену, не ожидая ничего взамен, поверите, ни разу даже не упрекнул! – Лицо Алексея исказилось, будто он собирался разрыдаться, но ему удалось сдержаться, и спустя пару секунд он продолжил: – Но мне этого почему-то все время было мало. Наверное, и вправду зависть или природное упрямство. Но я каждый раз затевал новый проект, просил на его реализацию денег у брата и каждый раз прогорал до самого дна. А он прощал меня, порой высмеивал, порой ругался, но давал денег снова и снова. И мне постоянно казалось, что новая попытка обязательно будет успешной. Но не тут-то было. И в этот раз я снова был на грани банкротства, и снова скрывал это до последнего. Но Николай как-то узнал и сильно разозлился. Пригласил к себе, начал меня распекать. Мне бы, дураку, промолчать или повиниться, а я возьми да и ляпни про новую идею с сетью уличных кафе.
– И что, он сильно разозлился?!
– Наверное, очень сильно, хотя сначала мне показалось, что нет. Он больше не ругался и не смеялся, просто стал очень серьезным, сосредоточенным и сказал, что денег больше не даст. Но я по-прежнему могу рассчитывать на его посильную помощь в плане обеспечения, и мы можем с женой гостить в его доме сколько пожелаем. Только умерить аппетиты Марго и приструнить ее мне придется самому. А заодно объяснить, что денег на бриллианты и шубы нет и не будет, что ее муж столько не зарабатывает, а его брат столько не желает давать. И разные меры, которые ей кажутся хитроумными, изменить эту ситуацию не помогут, потому что у Николая в жизни есть свои интересы и собственные проекты. Знаете, я иногда думаю, что, если бы я в тот момент просто встал и ушел, ничего ужасного не произошло бы. Вместо это я стал канючить, убеждать, что на этот раз уж не оплошаю, да ревниво расспрашивать Николая, что у него за новый проект.
– И что он задумал?
– Да эту свою шутку дурацкую, с кладом! Брат давно носился с этой идеей и успел всем с ней надоесть, потому что у всех нас были свои интересы. Но упрямство не зря наша фамильная черта. Упрямее всех был Николай, а с ним может разве что его Рита сравниться. Ручаюсь, вы знаете, поскольку оба, господа офицеры, здесь оказались ее стараниями. Только эта девочка могла не смириться с выводами, что сделало первое следствие. И только она могла добиться, чтобы дело открыли вновь или хотя бы провели неофициальное расследование.
– Возможно. Но давайте ближе к происшествию.
– Да, собственно, все и так ясно. Я настаивал, Николай отказывался. Потом стал критиковать его идею, он еще больше разозлился, начал орать и оскорблять. Я не остался в долгу, и разговор мгновенно перерос в жуткую ссору.
– Кто достал оружие? – мрачно поинтересовался Крячко.
– Он, Николай то есть!
– Ты уверен, что брат первым стал угрожать?! – усомнился Гуров.