Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

– В чем дело, дружок? – спросил Хэппи Харт.

– Не могу найти таблетку.

Он начал выворачивать карманы, выдергивая подкладку.

– Я без нее на части развалюсь. Боже, я же знаю, у меня где-то есть одна!

Дверь, ведущая в ресторан, открылась, и с инструментами вошли «Дживстеры». Они поулыбались «Мальчикам Морри» и косо глядели на лорда Пастерна. Комната наполнилась набриолиненными головами, черными фигурами и причудливыми очертаниями саксофонов, контрабасов, аккордеонов и барабанов.

– Нам пора убираться, а, Фэ? – спросил Эдвард. – Пошли, Лайл. Удачи, кузен Джордж.

– Удачи.

– Удачи.

Они вышли. Морри все еще обшаривал карманы. Остальные нервно за ним наблюдали.

– Не стоило тебе до такого себя доводить, – сказал Скелтон.

Лорд Пастерн с видом обвинителя на суде ткнул в Морри пальцем:

– Теперь до вас, возможно, дойдет ценность того, о чем я вам говорил, – предостерег он Морри.

Тот бросил на него полный ненависти взгляд.

– Господи милосердный, старина! Нам на сцену надо, – вмешался Хэппи Харт.

– Я должен ее принять. Меня всего трясет. Я не могу смотреть. Один из вас…

– Да что же это такое?! – вскричал в крайнем раздражении лорд Пастерн. Он бросился к Морри.

– Просто таблетка, – сказал Морри. – Я всегда ее принимаю. От нервов.

– Плевать на таблетку! – обвиняюще взревел лорд Пастерн.

– Бога ради, я должен ее принять, черт побери.

– Поднимите руки.

С безжалостной деловитостью лорд Пастерн начал обыскивать Морри. Он всего его охлопал, вывернул все карманы, от чего к его ногам выпали самые разные предметы. Он открыл его портсигар и бумажник и изучил их содержимое. Он охлопывал, ощупывал и тыкал. Морри хихикал.

– Я боюсь щекотки, – глупо сказал он.

Наконец лорд Пастерн выдернул из нагрудного кармана Морри носовой платок. А из него выкатился маленький белый предмет. Морри его подхватил, рывком поднес руку ко рту и проглотил.

– Больше спасибо. Все готово, мальчики? Пошли.

По одному они начали выходить. В зале лампы на стенах выключили. Светились лишь розовые лампочки на столах. Скрытый в потолке алькова прожектор залил янтарем поблескивающие ступени; ресторан превратился в подводную пещеру смутных овалов лиц, блеска драгоценностей и красочных пятен букетов. В этой пещере рядами сновали официанты. Над столами плавал облачками сигаретный дым. Если смотреть из ресторана, сцена романтично светилась в своем алькове. Музыканты и их инструменты казались резко очерченными и лощеными. Стрелка гигантского метронома над ними недвижимо указывала в пол. «Мальчики», улыбаясь, точно от великой радости, расселись. Официанты внесли зонты, сомбреро, барабаны и прочие причиндалы барабанщика.

В комнате музыкантов лорд Пастерн, стоя подле Морри, вертел револьвер, насвистывал себе под нос и искоса поглядывал на дверь. Позади барабанов ему видны были тускло белеющие лица жены, падчерицы, племянницы и кузена. Лицо Фелиситэ было наклонено к лицу Эдварда Мэнкса. Лорд Пастерн внезапно издал визгливый смешок.

Морри Морено бросил на него раздраженный взгляд и, совершив положенный ритуал – проведя рукой по голове, поправив жилетку и нацепив улыбку чревовещателя, – вышел на сцену. «Мальчики» сопроводили его выход своей коронной мелодией. По залу пробежала россыпь аплодисментов. Морри улыбнулся, поклонился, повернулся и резкими, нервическими движениями, характерной – и подчеркнутой – особенностью «манеры Морри Морено», начал дирижировать.

Сид Скелтон чуть подпрыгивал на своем табурете. Его ноги двигались по полу, не выстукивая, но сжимаясь, поджимаясь и расслабляясь в постоянном ритме и наперекор всем точным и нелогичным синкопам, которые он выдавал. Четверо саксофонистов раскачивались в унисон, и без того похожие лица у них сделались вдруг совсем одинаковыми из-за сложенных трубочкой губ и надутых щек. Едва у них выпадала передышка, они расплывались улыбками. Оркестр играл знакомые Карлайл мелодии, очень старые мелодии. Поначалу они были узнаваемы, но быстро отправились в джунгли забвения благодаря какофонии, известной как «манера Морри Морено». «В свинг-оркестре полагается играть неграм, – думала Карлайл. – Есть какая-то неправильность в том, что здесь музыканты не негры».