Через два дня к Освальду на прием запросилась еще одна довольно странная журналистка. Присцилла Джонсон ранее работала в офисе сенатора Джона Кеннеди и пыталась устроиться на работу в ЦРУ как специалист по СССР (Джонсон знала русский язык). Посольство считало ее своим человеком (так как она одно время работала там переводчиком), настолько своим, что после нескольких командировок в Москву в качестве журналистки в советской визе ей было отказано. Но во время визита в США Хрущеву пожаловались, и он с барского плеча дал «добро». Джонсон прилетела в Москву 16 ноября, ее знакомый Маквикар предложил ей немедленно сходить к Освальду, чтобы уговорить его вернуться в Америку.
Освальд на интервью сразу согласился, они проговорили в номере Джонсон (она жила в том же отеле) до двух часов ночи. На этот раз Освальд держался более уверенно, так как ему только что сообщили представители ОВИР, что он пока может оставаться в СССР. Он, Оствальд, пошел на контакт с прессой только потому, что американское посольство сообщило всему миру о его «побеге» и он чувствует себя вправе дать свою версию событий. Освальд сказал также, что его опыт оператора РЛС делает его для русских более интересным. Интересно, что Освальд подчеркивал отсутствие каких-либо своих контактов с компартией США («это спящая организация»): «Я никогда в жизни еще не видел ни одного коммуниста».
Взял интервью у Освальда и корреспондент Московского радио Лев Сетяев, кстати, женатый на американке, которая осталась в СССР еще в 30-е годы. Сетяев обычно расспрашивал для радио американских туристов и бизнесменов об их впечатлениях о Москве. Об Освальде ему рассказали в «Метрополе», и Сетяев просто остолбенел, когда молодой американский парень с порога заявил ему, что является коммунистом. Интервью никуда не пошло, так как там была одна политика, а о достопримечательностях Освальд говорить не хотел. Ли просил корреспондента помочь ему в переписке с Верховным Советом, но тот отказался, оставив, правда, на всякий случай свой рабочий телефон.
Между тем делом Освальда занимался отнюдь не Верховный Совет. Начальник Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР (разведка) Сахаровский доложил председателю КГБ Шелепину, что Освальд оперативного интереса не представляет. Проведенные с ним беседы (сотрудники КГБ выступали как служащие ОВИР) показали, что его военные знания не выходят за пределы учебников. КГБ не заинтересовался громогласными заявлениями Освальда о том, что он владеет важными секретами.
Поэтому 27 ноября 1959 года главы КГБ и МИД Шелепин и Громыко обратились с докладной запиской по делу «студента выпускного курса электротехнического училища Ли Гарвей Освальда» в ЦК КПСС. Там кратко излагалась суть дела, причем упоминалось, что Освальд заявил об отказе от американского гражданства 31 октября. Говорилось в записке и о попытке самоубийства. Учитывая аналогичные случаи, когда через некоторое время американцы выражали желание вернуться в США, а также то, что Освальд «недостаточно изучен», МИД и КГБ предлагали гражданства СССР пока не давать, но разрешить Освальду остаться в Советском Союзе на год, обеспечив работой и жильем. ЦК КПСС с предложением согласился, и участь Освальда была решена. В поддержку просьбы молодого американца высказался влиятельный член Президиума ЦК КПСС Анастас Микоян.
Странная фраза о том, что Освальд является «студентом электротехнического училища», возможно, решила судьбу будущего президента США Джона Кеннеди. Вероятно, сам Освальд решил немного прихвастнуть, чтобы не говорить, что у него вообще нет нормальной специальности. А возможно, такую «легенду» ему подсказали перед отъездом в СССР, чтобы русские устроили его на работу именно в этой сфере. Так и произошло. А недовольство этой работой послужило одним из главных факторов, побудивших Ли Харви Освальда вернуться в США. Ведь Освальд работать не желал вообще, он хотел учиться в институте, причем на гуманитарном факультете.
В целом можно сделать вывод, что советские власти обошлись с Освальдом очень гуманно, дав ему шанс осмотреться и уже потом определиться с гражданством и постоянным местом жительства. В СССР ему для проживания подобрали наиболее похожие по климату на Европу западные районы. Рассматривался вопрос о поселении Освальда где-нибудь в Прибалтике, но в конце концов остановились на Минске, красивом чистом городе, практически заново отстроенном после войны.