Убийство профессора

– Моё имя – Алексей Ларин, – сообщил я ему и показал своё адвокатское удостоверение. И пока полицейский его внимательно читал, добавил:

– А женщину зовут Ольга Смирнова.

– Вы – Ларин, а не Андерсен, женщина – Смирнова, а не Лукойе, – повторил Муркин. А что мне писать в протоколе? – спросил он в замешательстве.

– Ничего, – вмешался Рогов. – Писать ничего не надо, тем более что не будет никакого протокола, – сказал он, улыбаясь с обезоруживающей простотой и глядя прямо в глаза капитану.

– А что мне делать с этим? – жалобно сказал Муркин, открыв ящик стола и достав несколько листков бумаги. – Это заявление, поданное господином Зильберманом, менеджером ресторана Ответ. Вот, читайте:

"Женщина, которая явно находилась в состоянии сильного алкогольного опьянения, выскочила на сцену, вырвала микрофон из рук госпожи Снеговой, исполнявшей в тот момент песню, и грубо оттолкнула её. Госпожа Снегова не устояла на ногах и упала со сцены на находившийся рядом с ней столик. Столик раскололся на куски, и госпожа Снегова с многочисленными резаными ранами была отправлена в больницу. Клиенты, сидевшие за столиком, к счастью, физически не пострадали, но их одежде был нанесён невосполнимый ущерб.

Между тем, женщина на сцене с микрофоном начала издавать резкие, похожие на хрюканье, звуки. Я смог разобрать только два слова: 'Лук' и 'Ой'. Это продолжалось, пока приехавшая полиция не задержала её".

– Но это ещё не всё! – агрессивно добавил Муркин. – Вот рапорт сержанта Аварова:

"Женщина оказала сильное сопротивление. Она пнула меня ногой в пах, в результате чего я некоторое время не мог двигаться…"

– Если я её сейчас отпущу, что я скажу господину Зильберману, госпоже Снеговой, а также остальным, которые придут с жалобами на вашу Смирнову?

– Это усложняет дело, – согласился Рогов. – Могу я взглянуть на документы?

Он протянул руку, и Муркин неуверенно отдал ему бумаги.

Рогов просмотрел их и сказал:

– Предлагаю сделать следующее. Я оставляю документы у себя. Господин Ларин встретиться со всеми этими людьми и возьмёт у них письменные отказы от претензий к Смирновой. Если он это сделает, бумаги исчезнут, а Смирнова выйдет на свободу. Если ему не удастся это сделать, я возвращаю документы, и капитан даёт им законный ход.

Муркин сжал губы, демонстрируя неудовольствие.

– Разумеется, господин Ларин должен возместить сержанту Аварову и одиннадцатому полицейскому участку ущерб, нанесённый его подзащитной. А вам, капитан, следует снабдить Ларина списком пострадавших от действий Смирновой и их адресами.

Муркин принял невозмутимый вид. Они пожали руки.

– Мы ещё увидимся, – сказал мне Рогов и ушёл.

Муркин сел за стол и стал прилежно писать, составляя список потерпевших.

Я внимательно посмотрел на него. Было очевидно, что это – обычный офицер, который хорошо знал принятые правила и понятия и старался избегать неприятностей. Общей практикой в районных участках и отделениях была сортировка задержанных на две группы. В одну входили те, у кого были влиятельные родственники или покровители. Их информировали о происшествии, и они прилагали усилия для того, чтобы замять дело. Полицейские получали поощрения, повышения, деньги. Все остальные задержанные подпадали под общие юридические процедуры. Если у полицейских возникали сомнения в личности задержанного, они старались её установить, как и вышло в случае с Ольгой. Муркин всё сделал по понятиям и ожидал вознаграждения. И я его не подвёл.

Он подал мне свой список, а я вытащил бумажник.

– Это для Аварова, лично для вас, а также дополнительная сумма для Смирновой, если ей что-то понадобиться, – пояснил я, улыбаясь и изображая признательность. – Кстати, как она?

Муркин включил рацию.

– Это ты, Сидоров? Что там с женщиной из третьей камеры?… Блондинкой? – он вопросительно посмотрел на меня. Я утвердительно кивнул. – Ну да, блондинкой.... Нет, её фамилия Смирнова, как выяснилось. Кто там еще в камере?…И что они делают?…Да ну?

Он отключил рацию и доложил:

– Она в камере с тремя проститутками. Сейчас они поют.

– Что они поют ??? – изумился я.

Муркин пожал плечами:

– Можно сходить самим да посмотреть.

Мы вышли из кабинета, спустились в подвал и вошли в коридор с камерами, в которых содержались задержанные. Коридор заполняли звуки известной народной песни.

Ой Мороз, Мороз,

Не мороз меня!

Не морозь меня,

Моего коня!

выводили женские голоса, среди которых я сразу же узнал ольгин контральто.

Что ж, я мог быть спокоен за неё. Как видно, она отлично адаптировалась к тюремным условиям. Может быть даже, у неё была предрасположенность к жизни в заключении.

– Последний вопрос, капитан. Сколько у меня времени?

– Я не могу её держать больше 24 часов. Так что крайний срок – следующее утро. Но чем быстрее, тем лучше. Я буду на дежурстве всю ночь

Мы пожали руки, и я отправился готовиться к своей одиссее.

Глава 4. Ночная одиссея