Убийство, развязавшее войну

От взрыва посыпались стекла, полетели обломки, закричали люди; две женщины упали в обморок, и двадцать человек получили ранения. Первый автомобиль, в котором ехали мэр и начальник полиции, продолжил следование по маршруту, им показалось, что внезапный шум был еще одним выстрелом пушки из крепости; генерал Аппель, следовавший в нескольких футах позади, тоже сначала думал, что это был лишь залп пушек крепости, по крайней мере до тех пор, пока не увидел бегущих по улице людей и не услышал крики. По просьбе Франца Фердинанда Лойка остановил машину. София наклонилась вперед, прижимая руку к затылку. Она подумала, что ее ужалило какое-то насекомое, но на самом деле это оказался осколок от бомбы, слегка поцарапавший ей шею. Шрапнель, которой была начинена бомба, прошла по автомобилю, багажнику, бензобаку и брезентовому верху кабины.

Харрах выскочил наружу, вернувшись, он доложил, что пострадали едущие в четвертой машине. Ранения от осколков получили граф Боос-Вальдек и фрейлина Софии. Внимание графини Вильмы Ланьюс фон Велленбург привлек Мерицци, тоже раненный осколками, вся голова его была залита кровью. Но быстрый осмотр показал, что раны были только поверхностными, и его увезли в гарнизонный госпиталь.

Чабринович, бросив бомбу, перелез через перила моста и спрыгнул в Миляцку. Река в этом месте была неглубокой, всего двадцать пять футов. Там он проглотил ампулу с цианидом. Преследующие Чабриновича люди вытащили его из воды и стали бить руками и ногами, а убийца кричал им: «Я — сербский герой!» Яд не подействовал; он был или слишком старым, или оказался слишком слабым. Полиция быстро поймала Чабриновича и увела его от толпы; видя это, Принцип размышлял о том, не выстрелить ли в него, чтобы сохранить секретность их заговора, но пока он размышлял, подходящий момент был упущен.

На набережной Аппеля царил хаос. Худшие опасения эрцгерцога нашли свое подтверждение. Он обратил на генерал-губернатора Потиорека свой ледяной взгляд и произнес: «Я думал, что нечто подобное как раз и могло произойти! — Через несколько секунд он обрел самообладание. — Ну что же, ненормальные, — воскликнул он, — давайте вернемся к нашей программе!» Автомобили продолжили путь к городскому муниципалитету, проехав по набережной еще три квартала. Хотя остальные заговорщики еще оставались на месте, они не предприняли больше никаких действий, то ли из страха, то ли из инстинкта самосохранения. В конечном счете большинство из них ушли, за исключением Грабеча и Принципа.

Лучи утреннего солнца заскользили по разноцветным, исполненным в мавританском стиле стенам здания городского муниципалитета и осветили входную арку. Лойка остановил автомобиль перед входом. На ведущих к нему ступеньках был расстелен красный ковер, вдоль которого выстроились улыбающиеся чиновники: мусульмане в фесках и жилетках стояли с одной стороны, а чиновники-христиане во фраках и цилиндрах — с другой. Мэр озабоченно схватил свой листок с текстом приветственной речи; он приехал всего несколько минут назад и все еще думал, что громкий шум, который они слышали во время дороги, был звуком залпа пушек крепости. Когда эрцгерцог и герцогиня вышли из машины и начали подниматься по ступеням, мэр начал свое выступление: «Милостивый визит, которым одарили наш город Ваши Величества, переполняет наши сердца счастьем. И я тоже чувствую себя счастливым, и Ваши высочества могут прочитать на наших лицах чувства любви и преданности…»

«О какой преданности можно говорить? — гневно перебил его эрцгерцог. — Я приехал в Сараево и поздоровался с бомбами! Это возмутительно!» София наклонилась вперед и прошептала несколько слов своему мужу на ухо, нежно касаясь его руки. Наконец Франц Фердинанд успокоился и промолвил: «Хорошо, вы можете продолжать».

Обескураженный Чурчич вернулся к своему выступлению: «Жители Сараево чувствуют, что их души наполнены счастьем, и они с энтузиазмом приветствуют визит Вашего Высочества, испытывая глубокое убеждение, что пребывание в нашем любимом городе увеличит милостивый интерес Вашего Высочества к нашему прогрессу и благополучию».

Настало время ответного слова Франца Фердинанда. Румерскирх, который во время поездки сидел рядом с Мерицци, передал ему текст речи, страницы которой были теперь забрызганы кровью лейтенанта. Глубоко вздохнув, эрцгерцог выразил благодарность «за те овации, с которыми встретили меня и мою жену жители города, и тем более за ту радость, которую я вижу на их лицах после неудавшегося покушения. Я испытываю глубокое счастье и удовлетворение, которые получил за время краткого пребывания в вашем городе, и полностью удовлетворен развитием этого великолепного края, к процветанию которого я всегда проявлял самый живой интерес». В конце своей речи он добавил несколько слов на сербско-хорватском: «Могу ли я попросить вас передать мой сердечный привет жителям вашей прекрасной столицы и заверить вас в моей неизменной поддержке». Под радостные возгласы и аплодисменты собравшихся пара поднялась по ступеням и скрылась от палящего солнца в тени здания мэрии.