Убийство, развязавшее войну

Модный курорт Илидже в окружении термальных источников протянулся вдоль реки Босна. В тени пышных скверов с акациями отдыхали и развлекались элегантно одетые дамы и красивые офицеры, наслаждались кофе, играли в теннис, любовались цветниками и принимали минеральные ванны. На краю парка стоял отель Bosna, его высокий фасад украшала арочная колоннада первого этажа. Сараевский купец Элиас Кэбилджо (Elias Kabiljo) отремонтировал к приезду супругов второй этаж, и их апартаменты украшали теперь восточные ковры, инкрустированная мебель, старинные турецкие доспехи; к их услугам была даже сделана личная часовня. Перед приездом пары местный флорист наполнил номера благоухающими розами. «Мы располагаемся в восхитительном месте, — телеграфировал эрцгерцог своей дочери. — Погода отличная. Спокойной ночи. Обнимаю тебя и твоих братьев».

В восьми милях от отеля Сараево с нетерпением ожидало воскресного визита эрцгерцога. Старая турецкая крепость на вершине скалистого утеса смотрела на город, раскинувшийся в небольшой долине, среди фруктовых деревьев и тополей. Медленная, мелководная Миляцка разделяла город на две половины, отделяя старый город от современных кварталов с аллеями и впечатляющими зданиями. Еще до австрийской аннексии город активно развивался, строились здания, заводы, мельницы, пивоварни; были исламская школа и собственная электростанция. Сараево 1914 г. представляло собой причудливую смесь Востока и Запада: улицы города заполняли офицеры в фуражках, турки в фесках, мусульмане в чалмах и таинственные женщины в парандже. Кипучая жизнь наполняла узкие аллеи между домами с красными черепичными крышами, над городом взмывал вверх лес церковных шпилей и тонких минаретов мечетей.

Подготовка к воскресному визиту эрцгерцога шла уже полным ходом. Улицы украшались цветочными гирляндами и австрийскими флагами, было распространено бесчисленное количество прокламаций, в которых указывался маршрут эрцгерцога через город. Кругом висели плакаты, на которых людей призывали продемонстрировать свою «великую радость» и «украсить наши дома, предприятия и магазины флагами, цветами и коврами, особенно вдоль тех улиц, по которым пройдет Его Императорское и Королевское Высочество». Сараевские газеты также пестрели праздничными заголовками. «Встречаем нашу надежду!» — гласила газета на хорватском от 25 июня; «Приветствуем вас!» — сообщала другая, разместив приветствие под портретом эрцгерцога; мусульманские газеты ежедневно публиковали сообщения, касавшиеся предстоящего визита «светлейшего принца». Только в сараевской газете на сербском языке в мягкой форме высказывалась надежда, что Франц Фердинанд должен обратить внимание на «обоснованные пожелания и потребности сербского народа в нашем отечестве».

Ранним вечером в четверг эрцгерцог решил нанести импровизированный визит в Сараево. Он приехал в город вместе с Софией, чтобы посетить знаменитый базар с его бесчисленными лавочками и магазинами, продающими мебель, антикварное оружие, монеты, изделия из золота и серебра, постельное белье, шелковые ткани, ковры. Когда они шли среди палаток, начала собираться толпа людей, по-хорватски приветствующих их «Zivio!». Они нашли магазин Элиаса Кэбилджо, который предоставил мебель и аксессуары для их комнат в гостинице Bosna, и поблагодарили его за заботу и украшения. Франц Фердинанд приобрел несколько ковров и изделий из фарфора, а София изысканные ювелирные украшения ручной работы и подарки для детей. Люди «неистово аплодировали», — вспоминал Никич-Буле свои волнения. Он переживал, что не мог обеспечить им достаточную безопасность, а значит, не справился со своими обязанностями, но оглянувшись внимательнее вокруг, он заметил, что вокруг нет «угрюмых, а только радостные лица». Среди окруживших Франца Фердинанда и Софию людей был и молодой студент, сжимавший в кармане пальто револьвер. Когда пара уже покидала базар, ему удалось подойти к ним достаточно близко. Когда, прощаясь с людьми, они на мгновение остановились, его пальцы сжали рукоять револьвера. Но рядом с Софией стоял полицейский, и его присутствие, видимо, убедило студента, что момент убить ненавистного эрцгерцога еще не настал. Семьдесят два часа спустя Гаврило Принцип уже не испытывал таких сомнений, открывая огонь по Францу Фердинанду и Софии.