Убийство Роджера Экройда

– Все-таки один пункт остается необъясненным. Почему Блент так уверен, что в девять тридцать с Экройдом был Реймонд?

– Он это объяснил, – сказал я.

– Вы так считаете? Хорошо, оставим это. Лучше скажите мне, почему Ральф Пейтен исчез?

– На это ответить труднее, – сказал я, раздумывая. – Буду говорить как врач. Вероятно, у Ральфа сдали нервы. Если он вдруг узнал, что его дядя был убит через несколько минут после того, как они расстались – возможно, после бурного объяснения, – он мог перепугаться и удрать. Такие случаи известны: порой ни в чем не повинные люди ведут себя как преступники.

– Это правда, но нельзя упускать из виду…

– Я знаю, что вы хотите сказать: мотива. После смерти дяди Ральф становится наследником солидного состояния.

– Это один мотив, – согласился Пуаро.

– Один?

– Mais oui[31]. Разве вы не понимаете, что перед нами три различных мотива? Ведь кто-то забрал голубой конверт с письмом. Это один мотив. Шантаж! Ральф Пейтен мог быть тем человеком, который шантажировал миссис Феррар. Вспомните: по словам Хэммонда, Ральф последнее время не обращался к дяде за помощью. Создается впечатление, что он получал деньги откуда-то еще… Притом он явно что-то натворил и боялся, что это дойдет до ушей его дяди. И, наконец, тот, который вы только что упомянули.

– Боже мой! – Я был потрясен. – Все против него!

– Разве? – сказал Пуаро. – В этом мы с вами расходимся. Три мотива – не слишком ли много? Я склонен думать, что, несмотря ни на что, Ральф Пейтен невиновен.

Глава 14 Миссис Экройд

После вышеприведенного разговора дело, по моим впечатлениям, перешло в новую фазу. Его можно разделить на две части, четко отличающиеся одна от другой. Первая часть – от смерти Экройда вечером в пятницу до вечера следующего понедельника. Это последовательный рассказ о всех событиях, как они раскрывались перед Пуаро. Все это время я был рядом с Пуаро. Я видел то, что видел он. Я старался, как мог, угадать его мысли. Теперь я знаю: мне это не удалось. Хотя Пуаро показывал мне все свои находки – как, например, обручальное кольцо, он скрывал те существеннейшие выводы, которые он из них делал. Как я узнал позднее, эта скрытность крайне характерна для него. Он не скупился на предположения и намеки, но дальше этого не шел.

Итак, до вечера понедельника мой рассказ мог бы быть рассказом самого Пуаро. Я был Ватсоном этого Шерлока. Но с понедельника наши пути разошлись. Пуаро работал один. Хотя я и слышал о его действиях (в Кингз-Эбботе все становится известным), но он уже не делился со мной своими намерениями. Да и у меня были другие занятия. Вспоминая этот период, я вижу перед собой что-то пестрое, чередующееся. Все приложили руку к раскрытию тайны. Это походило на головоломку, в которую каждый вкладывал свой кусочек – кто-то что-то узнал, кто-то что-то открыл… Но на этом их роль и кончалась. Только Пуаро смог поставить эти разрозненные кусочки на свои места. Некоторые из этих открытий казались в тот момент бессмысленными и не относящимися к делу. Вопрос о черных сапогах, например… Но это потом… Чтобы вести рассказ в хронологическом порядке, я должен начать с того, что утром в понедельник меня потребовала к себе миссис Экройд.

Так как час был очень ранний, а меня просили прийти немедленно, я тотчас кинулся в «Папоротники», ожидая найти ее при смерти.

Она приняла меня в постели – для сохранения декорума. Протянула мне костлявую руку и указала на стул у кровати.

– Ну-с, миссис Экройд, что с вами? – спросил я бодро, поскольку именно этого пациент ждет от врача.

– Я разбита, – ответила миссис Экройд слабым голосом. – Абсолютно разбита. Это шок из-за смерти бедного Роджера, ведь реакция, как говорят, наступает не сразу.

Жаль, что врач в силу своей профессии не всегда может говорить то, что думает. Меня так и подмывало ответить: «Вздор!» Вместо этого я предложил бром. Миссис Экройд согласилась принимать бром. Первый ход в игре был сделан. Разумеется, я не поверил, что за мной послали из-за шока, вызванного смертью Экройда. Но миссис Экройд абсолютно не способна подойти к делу прямо, не походив вокруг да около. Меня очень интересовало, зачем я ей понадобился.

– А потом – эта сцена… вчера, – продолжала больная и замолчала, ожидая моей реплики.

– Какая сцена?

– Доктор! Неужели вы забыли? Этот ужасный французишка… или он бельгиец? Ну, словом, сыщик. Он был так груб со всеми нами! Это меня совсем потрясло. Сразу после смерти Роджера!

– Весьма сожалею, миссис Экройд.

– Не понимаю, какое он имел право так кричать на нас. Как будто я не знаю, что мой долг – ничего не скрывать! Я сделала для полиции все, что было в моих силах!

– О, конечно. – Я начал понимать, в чем дело.