Убийство с чешским ароматом (СИ)

Свет был устроен таким образом, что напоминал старинные факелы, после фонаря над дверью свет следующего виднелся за поворотом в конце лестницы. Проход был высечен из горных пород и стены напоминали горную пещеру. Это казалось странным, ведь дом стоял в поле рядом с лесом, но потом Саша вспомнила речку в Бржевнице, утес, на котором стоял замор Рожмбергов, и поняла, что они находятся в самой высокой части этой местности и под ними под дорогами и лугами действительно существует множество пещер и гротов. Поэтому и подземелья здесь не вырыты в земле, а скорее пробиты в горных породах.

Эти подземелья пугали больше, чем туристические тоннели с призраками в Бржевнице, но девушка подумала, что здесь она все же с полицейскими и военными, а оставаться одной в пустом доме под взглядами злобных предков пани Зденки ей совершенно не хотелось.

Увидев в зеркале отражение женщины в оливковом платье, девушка готова поверить во все страшные истории этих мест.

На повороте появилась полукруглая ниша, за которой снова темная пустота, и Саша почувствовала себя совсем неуютно, когда каменная лестница повела их вниз.

На следующей площадке неожиданно оказалась старая печь, видимо, отсиживаясь в подземельях, жители обогревались и готовили еду, и удивительно было, как враги не заметили дыма, ведь из печи должен быть выход на воздух, наверх.

А потом лестница повела их в темноту, где уже не было рассеянного света фонарей, напоминавшего факелы, и солдаты включили мощные фонари.

Здесь уже не было ничего, кроме тоннеля среди каменных стен, и, хотя шли они не больше пятнадцати минут, Сашеэто время показалось вечностью. Увы, в конце концов группа натолкнулась на каменную стену, при свете фонарей было видно, что когда-то здесь произошел обвал горных пород, а потом – по виду тоже очень давно, здесь дополнительно положили камни, соорудив стену.

Как и в Бржевнице этот тоннель, хотя и был гораздо длиннее туристического, никуда не привел.

Группа повернула назад, что очень порадовала Сашу, на сей раз она шла впереди, сразу за одним из солдат с мощным фонарем.

Наверху их ждали новости.

***

Все ходы из домов, расположенных в долине, были завалены, в некоторых домах были замурованы даже входы. Кроме одного.

Одна из групп обнаружила подземный тоннель, ведущий в замок, правда, заканчивался он старинной плитой, которую, на первый взгляд, не трогали, но ход этот начинался в подвале дома, где жил Томаш Герд с матерью.

Хотя женщина уверяла, что этим ходом давно не пользуются, полицейские убрали все ведра и прочую утварь, которой была заложенная деревянная дверь в подвал, и группа отправилась вперед по тоннелю. В самом конце, в тупике, был обнаружен рюкзачок Кьяры Манин.

Пани Гердова, мать Томаша, лишь всплескивала руками и вытирала непрерывно текущие по щекам слезы. Она начинала говорить, но снова заходилась в рыданиях.

– Я же знаю своего сына, ну не мог он, господа полицейские, да и я в тот день дома была весь день! Я бы заметила рюкзак! Не мог Томаш! Он хороший мальчик! Работы здесь нет, так он мне в замке помогает, учиться собирался ехать, не мог он, зачем ему эти иностранки!

Как Саща не старалась стоять в сторонке и не мешаться под ногами, мать Томаша углядела единственную женщину в группе, схватила ее за рукав, словно надеясь, что Саша поймет и поможет. Одной рукой она утирала слезы, другой крепко вцепилась в куртку девушки.

Саша не понимала ни слова, но не трудно было догадаться, что говорит и о чем просит безутешная женщина, она чувствовала себя ужасно, и лишь пыталась осторожно высвободить руку и все время кивала головой. Лука отцепил женщину от Сашиного рукава, и развернул ее к дому, поглаживая по спине и тихо говоря что-то

по-итальянски.

Пани Гердова махнула рукой и, опустив голову, медленно пошла к некогда тихому дому, где сейчас проходил уже третий обыск и все внутри было перевернуто.

– Томаш так и стоит на своем, – сказал Карел в машине. – Я сам не могу понять, зачем ему понадобились девочки, а главное, надо было справиться с двумя, потом куда-то спрятать трупы. Вернемся – нужно снова его допрашивать.

***

Вся эта суета не коснулась отца Матея.

Уже пару дней он был предоставлен сам себе, и жизнь вошла в прежнюю колею. Он служил мессы, беседовал с прихожанами, ел свой простенький ужин в доме приходского священника, где пожилая монахиня, сестра Урсула, приставленная к этой работе пару десятков лет назад, убирала и готовила и за все эти годы стала для отца Матея родственной душой.

Но сейчас даже с сестрой Урсулой не хотелось делиться тем, что не давало старому священнику покоя. Механически выполняя свои обязанности, отвечая на вопросы, вежливо здороваясь с прихожанами или без аппетита проглатывая завтрак или ужин, отец Матей мыслями был далеко отсюда. Он плохо спал ночами, забывал привычные вещи и даже оставил где-то перчатки, да так и не нашел.