– Это я – Ангелина, а это мой друг. Ваня настоял, чтобы он поехал с ним на встречу вместо меня. Наверное, что-то чувствовал. Это ужасно, никогда себе не прощу.
– Немедленно садись в машину! – скомандовал Прохор. – Я сейчас все улажу с органами, тогда поговорим. Друга тоже прихвати. Сыщики!
Я и Бони, со стороны две странные личности, направились к джипу. Бони едва ковылял, глаза его опухли, кожа вокруг них почернела, кажется, такой синяк называется «синдром очков». Я, поддерживая его под руку и размазывая тушь по своему лицу, в дурацком одеянии плелась рядом. Бони дал мне ключи от «мерса». Я усадила его на заднее сиденье.
– Нужно закрыть твой «Форд», позже я отвезу его хозяину, – сказал он. Несмотря на сильный удар, он неплохо соображал, в отличие от меня. Я о «своей» машине совсем забыла.
Забрав из «Форда» свои вещи и спрятав в сумочку пистолет, я закрыла машину и вернулась обратно. Бони рассматривал парик.
– Смотри, что я нашел, – он протянул мне пулю. – Она застряла у меня в парике. Представляешь!
– Отдай ее мне!
– Зачем? – удивился он.
– На память.
Бони отдал мне пулю.
Пришел Прохор.
– Ну, я слушаю. Подробно, пожалуйста.
В его голосе слышались металлические нотки.
– Давайте отвезем моего друга домой, кажется, он неважно себя чувствует, и поговорим где-нибудь в спокойной обстановке, – сказала я.
– Опять тянешь резину?! – еще жестче воскликнул Прохор.
– Нет, хочу собраться с мыслями, да и мой друг здесь ни при чем.
Он включил двигатель, за нами тронулась еще одна машина, кого-то из прохоровской свиты.
– А как вы здесь оказались? – спросила я.
– Когда ты сказала, что все решиться сегодня вечером, я велел своим людям присматривать за вами.
– И тогда, когда мы ездили к маме?
– Да, и к маме тебя сопровождали, и к салону красоты, и к моему дому, а вот маскарад ваш проглядели. Тебя узнать совершенно невозможно, зато твой друг – вылитый ты. Как вам это удалось?
– Бони, его так зовут, настоящий мастер, он может все. Он из меня сделал красотку, я ведь была совсем другая. И в расследовании мне помогал. Он и Ваня – самые лучшие друзья, я бы без них пропала.
Я говорила, говорила, очень громко, почти радостно, и при этом дрожала как осиновый лист.
Прохор неожиданно остановил машину, но еще более неожиданно дал мне пощечину. Я так обиделась, что тут же зарыдала. Поток слов, часто бестолковых, прервался.
– Вот и молодец, – сказал Прохор. – Теперь лучше?
Мне действительно стало лучше. Прошел озноб, я стала вполне адекватна.
– Спасибо, – тихо сказала я и еще тише, боясь услышать ответ, спросила: – Ванечка умер, да?
– Нет, он жив. Пуля прошла навылет, задела артерию на шее, очень большая потеря крови. Вот все, что известно на данный момент. Мои люди отправились в больницу и будут подробно докладывать о его состоянии. Надеюсь, выкарабкается, он крепкий.
– Я во всем виновата, это я втянула его в расследование.
– Прекрати, – остановил меня Прохор. – Начнем с того, что я сам его к тебе приставил и сам вынудил тебя начать поиски убийцы, хотя я не думал, что ты воспримешь мои слова так буквально. Просто тебе надо было находится у меня под присмотром до тех пор, пока не нашли бы убийцу. Когда ты сама занялась расследованием, я, правда, подумал, что это на пользу. Ты отвлечешься, а может, действительно, что-нибудь откопаешь, дилетантам иногда везет. Но оно вон как обернулось. Этого я не мог предусмотреть. Так что ты себя не вини. Я, старый дурак, заварил кашу, мне и расхлебывать.
– Вы здесь ни при чем, это давняя история, и я вам сейчас ее расскажу, только нужно отвезти Бони домой, а может, даже к врачу. Что-то он не очень хорошо выглядит.
Бони полулежал на заднем сиденье и то ли дремал, то ли опять потерял сознание.
– Я везу его к своему другу, он хороший врач, сейчас осмотрит его и, если потребуется, оставит у себя, – успокоил меня Прохор.
Бони действительно оставили в небольшой частной клинике, у него оказалось сотрясение мозга. Когда его переодели в больничную одежду и смыли косметику, он стал прежним обаятельным парнем, симпатичным, несмотря на уродливые последствия травмы. Перед моим уходом он протянул мне листочек из блокнота и сказал:
– Обещай, что найдешь ее.
Я взглянула на бумажку, там было написано чье-то имя, и пообещала:
– Хорошо, найду!
В клинике Прохору выделили свободный кабинет, там и произошел откровенный разговор.
Я рассказала все без утайки о Катерине, о ее муже Тимуре, о ее детях Женисе и Мире, об искалеченных судьбах Володи и настоящего Стаса Евсеева. Прохор слушал молча, ни разу не перебив меня. Иногда его мужественное лицо искажала гримаса страдания. Закончила я свой рассказ словами:
– Вот такая история, Прохор Степанович. Все вроде бы сходится, но доказательств пока нет. То, что они пошли на убийство, лишь подтверждает мою правоту.