Убийство с отягчающими

– А что тут думать? – поперхнулся дымом, едва успев затянуться, Тузков. – Дураку понятно, что «полкан» делал казино «крышу», а Гаенко за это рассчитывался. За три года работы я не видел ни разу, чтобы к управляющему приезжали бандиты. И верно – какой идиот поедет, если казино «красное». Кстати, товарищ следователь… Мне тут объяснили… Короче, поскольку я не государственное добро растрачивал, а частное, да еще и по распоряжению его владельца, то вы никакого права не имеете меня за это преследовать. Вот если бы я, наоборот, у Крыльникова…

– Ты мне еще закон почитай, – усмехнулся Кряжин и вытянул из папки, словно фокусник, прямоугольный листок. – Это подписка о невыезде. Подмахивай и иди домой. И мой тебе, с высоты прожитых лет, совет: светленьких никогда не выбирай, от них в жизни одни недоразумения.

Глава девятая

Похороны – это та часть жизни, которую всегда хочется побыстрее закончить. Плач вдовы, по деревенскому обычаю причитавшей и рвавшей на себе волосы, потемневшие от горя дети – у Крыльникова было двое мальчиков, молчание коллег полковника.

Среди родственников то там, то тут раздавались шепотки о том, что вот, мол, человек всю жизнь носил погоны, отдавал службе всего себя без остатка, а его начальство, которому он верой и правдой служил, не разрешило разместить гроб в ГУВД. Изредка слышались другие шепотки. Дескать, ГУВД – постоянно функционирующий орган, не Кремль и не Дворец спорта. И прекратить там работу, потому что умер кто-то из сотрудников, хоть и заместитель начальника, недопустимо. Не хватало еще этим гробом вызывать саркастические улыбки задержанных, привозимых и приводимых в управление.

Словом, ко второму часу прощания, когда рыдания окончательно захлебнулись, вдова, опоенная валерьянкой, затихла, присутствующие, коих на общей площади четырехкомнатной квартиры на Мясницкой насчитывалось порядка шести десятков, разбились на два лагеря: родственники с друзьями и коллеги Крыльникова по службе. Следуя процедуре мероприятия, вторые периодически подходили к первым, обещали «найти их», «помнить всегда» и заверяли, что «его дело будет продолжено».

Если абстрагироваться от тяжелой атмосферы происходящего и взглянуть на это свежим взглядом, то среди всей этой разномастной толпы скорбящих можно было заметить два маленьких коллектива по два человека, которые перемещались среди участников собрания, как маломерные суда среди военной флотилии, и преследовали несколько иные, нежели остальные, цели.

Все самое драматичное, неприятное и тоскливое Сидельников и Полянский пережили стоически. Они и были одним из коллективов, пришедших скорее посмотреть, чем поучаствовать. Они были вторым коллективом, потому как постоянно бродили за двумя типами, ранее описанными Кряжину как владельцы рубашек в полоску и лиловой.

И эта пара была самой примечательной. Лишь тоска по умершему не позволяла многим видеть, насколько необычно поведение этих двоих на церемонии прощания.

– Ты в кабинете был?

– Да, но там какая-то старуха спит. Я в столе посмотрел, на стеллажах. На полках, под кроватью. – Один из СБ Ресникова покосился на лаковые туфли покойного и сглотнул слюну. – Под матрацем посмотрел. Ничего нет…

– Иди на кухню, я – в спальню…

Сидельников, пытающийся среди приглушенного шепота поймать хотя бы одно из произносимых ими слов, помял пару белых гвоздик и поморщился:

– Интересно, о чем они говорят.

– Этот, в полосочку, рассказывает, наверное, как он под матрацем искал. На кровати старуха столетняя дремлет, он стал матрац вместе со старухой переворачивать, а она – зырк! – одним глазом, и смотрит. Но под ней ничего не было, я видел…

И, следуя за сотрудниками СБ, они снова разошлись.

Кряжин прибыл на похороны, когда назрел момент для выноса. Остановившись в кухне за занавеской из бамбуковых звеньев, невидимый никому, советник смотрел, как толпа шествует на улицу, едва не задевая его локтями. Полянского он приметил сразу – тот выходил одним из последних, дыша в затылок одному из людей Ресникова. Второй, в лиловой рубашке, оставался пока недосягаем, как, впрочем, и капитан МУРа.

К удивлению своему, Кряжин обнаружил, что из руководящего состава ГУВД здесь всего несколько человек, среди которых выделялся знакомый по визиту к Чубасову Шульгин. Остальные – вероятно, уровня начальников отделов и рядового состава. Их Кряжин не знал тем более.

Пользуясь всеобщей отрешенностью, он миновал прихожую и, стараясь не обнаруживать своего присутствия ни перед своими, ни перед чужими, прошел в комнату, напоминающую кабинет.