— Понимаешь, — так же неспешно продолжил Мендель, — Элис была слишком хороша для такого типа, как ты. Я сразу об этом подумал, едва только ее увидел.
— Большое тебе спасибо. — Инспектор криво усмехнулся.
Мендель оторвался от изучения кружки:
— Признайся — тебе повезло.
Харленд кивнул, но улыбка быстро сползла с его лица.
— Только сейчас я себя везунчиком назвать не могу, — буркнул он, уставившись в пол.
— Как ты можешь так говорить? — Мендель неодобрительно взглянул на него. — Как вообще можно произносить такие вещи?
Харленда словно ударило током. Он вскинул голову. Разве не понятно, как он сейчас страдает? Какую испытывает боль от утраты супруги?
— Может быть, ты хотел бы вообще никогда с ней не встречаться? — продолжал наседать Мендель. — Думаешь, так было бы лучше?
Харленд долго смотрел в глаза приятелю, потом тихо покачал головой и сказал одно только слово:
— Нет.
— Я уж надеюсь, — вздохнул сержант. — Должен сказать тебе, Грэхем: ты чертовски умный парень, но порой говоришь такие глупости.
Они заказали по телефону пиццу и досмотрели фильм до конца. Мендель согласился перед уходом выпить еще одну кружку чая, но настоял на том, чтобы приготовить напиток самому.
— Очень важно дать ему как следует настояться, — объяснял он приятелю, прижимая пакетик с заваркой к краю кружки. — В противном случае у чая не будет аромата.
Харленд сидел, навалившись грудью на кухонный стол, и с сомнением глядел на сержанта.
— Вообще-то, я больше привык к кофе. Он помогает мне дольше бодрствовать.
— Ты многое потерял.
Харленд открыл заднюю дверь и вышел на свежий воздух. Там, стоя на ступеньке, он закурил последнюю на сегодняшний день сигарету.
— А что там с делом об убийстве в Северн-Бич? Судя по тому, что ты ни разу о нем не упомянул, особых успехов в расследовании не наблюдается.
Мендель встал рядом, так что его могучая фигура заслонила практически весь проход.
— Не наблюдается. Как ни грустно это признавать.
— А конкретнее?
— Ну… — Мендель поднес ко рту дымящуюся кружку. — Все ведь кончено, разве не так?
Харленд посмотрел на него и медленно кивнул:
— Думаю, что да. — Они действительно ничего больше не могли сделать, единственная надежда оставалась на тот мобильник. — По крайней мере, до тех пор, пока он не совершит еще одно убийство.
45
Суббота, 8 сентября
Раскрашивать игрушечных солдатиков было трудным делом. Он окунал тоненький — толщиной всего в полмиллиметра — конец кисточки в маленькую баночку блестящей черной краски, а затем аккуратно наносил ее на крошечное ружье маленького пехотинца. Весь сосредоточившись на работе, он едва дышал, не моргал и практически не шевелился — двигалась только рука с кисточкой. Когда все было закончено, он шумно выдохнул и поднес солдатика ближе к свету, чтобы обозреть результат своих трудов.
Это было прекрасно!
Он поставил солдатика на подоконник рядом с остальными и наклонился вплотную, чтобы рассмотреть с близкого расстояния. Их была целая коробка — двадцать четыре немецких пехотинца, — и все были тщательно раскрашены. Очень хотелось, чтобы они сохли не так долго, но отец сказал, это будет лучше для него: таким образом он научится терпению.
Он взял баночку из-под апельсинового джема, наполненную растворителем, и аккуратно поставил на старую газету, расстеленную на прикроватной тумбочке. Потом осторожно опустил в баночку кисть и долго завороженно наблюдал за тем, как с нее срываются крошечные завитки черной краски и, подобно дыму, только не поднимающемуся, а опускающемуся, тают в прозрачной жидкости. Осмотрел руки и, убедившись, что не запачкал их, завалился на спину на кровать и уставился в узорчатый оштукатуренный потолок, вдыхая приятные ароматы краски и растворителя.
Теперь это была его комната. В ней по-прежнему стояли две кровати, но ему больше не приходилось ни с кем ее делить. Он мог делать что заблагорассудится и когда заблагорассудится, и это было превосходно. Никто теперь не стонал по поводу вони, идущей от красок, никто не говорил ему убрать краски и прочее «барахло» обратно на свою половину. Собственно говоря, он мог даже пользоваться вещами Гэри, если только будет с ними очень осторожен и уберет обратно в шкаф, пока не заметила мать.
Он сел и посмотрел на стоящую у противоположной стены пустую кровать. Слегка нахмурился. Иногда, когда он притворялся, будто спит, мать украдкой проникала в комнату, садилась на кровать Гэри и просто сидела там в темноте, проводила рукой по холодному покрывалу или рассеянно мяла пальцами подушку, на которую больше никто не клал голову. Он протянул руку и коснулся кончиками пальцев собственной подушки. Мать так и не убрала ничего из вещей брата — даже по прошествии столь длительного времени. Ему очень хотелось, чтобы мама не грустила так сильно. Если бы только можно было ей рассказать…