Убийство, шоколад и рояль в кустах

Кругом стояла тишина. Первым желанием Глаши было убежать подальше от Усадьбы. Но боковая дверь с другой стороны дома, через которую она вошла, оставалась открытой, негоже было бросать реставрируемую Усадьбу вот так, доступной для всех хулиганов. Чувство долга победило. Молодая женщина тяжело вздохнула, помедлила одно мгновение, и вернулась в танцевальный зал через разбитое окно. Снова прошла в круглый холл, поднялась по лестнице на второй этаж и оказалась в грязной комнате с шелковыми красными обоями.

И вот тут она испугалась во второй раз, да так, что мелкие мурашки пробежали по рукам.

Угол, который она перед уходом оставила забрызганным кровью, был тщательно, хоть и в спешке, промыт большим количеством воды – размашисто, чисто! Внизу осталась лужа, кое-как размазанная широкими движениями. Опять была оставлена мокрая россыпь следов, на этот раз чистых, прозрачных, уходящих на балкон через низкий подоконник.

Прижав руки к груди, чтобы унять колотящееся сердце, Глафира двинулась по мокрой дорожке.

След, становясь тоньше, провел ее через балкон в ту комнату, где стоял сундук с альбомами и этюдниками. Спустился по винтовой лестнице вниз, превратившись в редкие капли, и окончательно исчез у открытой настежь боковой двери.

Глаша заперла ее и бросилась прочь, на Верхнюю улицу – к подруге Маше.

К огромной своей радости Глафира увидела во дворе Машиного дома полицейскую машину. Правда, как оказалось, Толик уже собрался уходить. Он бодро выкатился на крыльцо, сдвинул фуражку на затылок, прижал к груди большой бумажный пакет с пирогами и, повернувшись назад, скрылся за дверьми по пояс. Оттуда послышался громкий звук горячего поцелуя. После чего участковый уполномоченный вернулся в исходное положение, организовал на лице официальное выражение и двинулся вниз, к машине.

Глаша тем временем вошла во двор.

– Толик, пожалуйста, удели мне пару минут твоего драгоценного времени!

– Пирог хочешь?

– Спасибо, нет! Ты торопишься?

– Если я нужен тебе, мой прекрасный друг, то все остальные дела перестают для меня существовать! От Даниила что-нибудь слышно? Звонил?

– Нет. Не звонил. Ни разу. Ты уже спрашивал…. Послушай, я хочу тебе сказать….

– А мне звонит каждый день. Требует ответа – льешь ли ты слезы о бедном инспекторе?

– Лью. Можешь так и передать…. Толик, дорогой, стань хоть на секунду серьезным!

– Тебе не помешает, если я буду жевать?

– Не помешает – это твое нормальное состояние. Сосредоточься!

– Да! – Толик отправил в рот половину пирога.

Из дому, услышав голос подруги, вышла Марья, милая блондинка с большими серыми глазами. Она, как и Глаша, была одета в длинное черное платье, сидящее на ней ладно и кокетливо. Грудь ее украшал большой золотой крестик на длинной цепи, искусно спрятанный в кружевном вырезе.

– В Усадьбе происходит что-то странное. Я очень напугана, поверь мне!

Толик перестал жевать, насторожился. Оглянулся на Машу. Та широко распахнула серые глаза:

– Глаша, пожалуйста, не говори так! Ты же никогда ничего не боялась!

– Машенька, все дело в том, что мы с тобой боимся по-разному!

– Это точно! – Охотно согласился Толик. – Моя Машка боится так, что любо-дорого, уши закладывает!!! Это от тебя даже мышиного писка не дождешься. Что там в Усадьбе? Докладывай.

– Ты же знаешь, Карп сдал особняк на четыре дня для фотосессии фабрике «Шоколеди»….

– Это Любке-то Пулькиной с Чайной улицы?

– Да. – С трудом сдержав улыбку, подтвердила Глаша. – Реставраторы уехали. Любка со своей командой тоже исчезла, их рабочий день в Усадьбе на сегодня закончился.

– Вот и хорошо! И ты отдыхай! Иди, сериал погляди какой-нибудь.

– Дослушай же!

– Ну?

– Сразу после отъезда команды «Шоколеди», я пошла в Усадьбу, взять свои альбомы….

– У тебя есть ключи?

– Разумеется.

– Плохо…. И что было дальше?

– Я поднялась на второй этаж, в тот зал, в котором мы с Машей пишем натюрморт с сухими розами на старом подоконнике.

– Видел вчера. И что стряслось с вашими сухими розами?

– С ними все в порядке. Я хотела забрать альбом и уйти, но вдруг увидела странную вспышку со стороны балкона.

– Вспышку?

– Да, знаешь, такие случаются, когда на движущееся стекло попадает солнечный свет!

– Понятно! – нахмурился Толик. – Если все уехали, то кто тогда мог двигать стекло?

– Ага! И ты начал соображать!

– Продолжай!

– Я вышла на балкон и стала осматривать комнаты – одну за другой. Вдруг я услышала осторожные шаги в глубине дома, а еще через несколько секунд – звук разбитого стекла.

Маша тихо охнула и, подойдя к Толику, обняла его за локоть двумя руками.

– Я дошла до квадратной красной комнаты с шелковыми обоями. – Продолжила Глаша. – Забралась в нее через окно, и в углу у самой двери, нашла большое кровавое пятно. Будто бы зарезали кого-то, а кровь очень старательно собрали в ведро. На полу остался след от его круглого дна.

Толик замер с остатком пирога в руке, умиленно глядя на подругу своей невесты:

– И ты, конечно же, ничего не трогая, сразу ушла оттуда и вызвала полицию? – Вопросительные интонации в его голосе были сильно перекрыты изрядной долей скепсиса.