Убийство со взломом

– Знаю, – сказал Питер. – Вы его уже опознали и арестовали?

– Да, по дороге на работу.

– Так он еще и на работу ходит?

– Ага. Документ ляжет вам на стол не позже чем через час.

– Вы, ребята, проявили прыть для разнообразия, – сказал Питер.

– Ну, нам позвонили от мэра с просьбой, чтоб все было проделано честь по чести. Там, где это касается меня, это значит, чтоб не было проволочек. Вот мы и подготовили бумаги.

– Санкция произвести обыск у Каротерса имеется?

– За этим я и звоню.

Выслушав детали, Питер дал свое согласие на проведение обыска. Теперь дело было за дежурным судьей; получив от него добро, полиция уже утром произведет обыск.

За окном поток машин увеличивался, город теперь бурлил в полную силу. С автострады съезжали тысячи автомашин, в то время, как водители слушали радиопередачу «За рулем». Из своего окна на седьмом этаже он наблюдал толпу прохожих на Тринадцатой улице. Бесконечное это шествие угнетало своим однообразием. Ничего страшного он не видел в ощущении себя обычным маленьким человеком, но было неприятно сознание, что рядом находятся люди, чья жизнь в Филадельфии или в других американских городах в точности имитирует его жизнь, отличаясь от нее лишь незначительными мелочами. Другие многообещающие молодые люди с солидным образованием, как и он, поднимаются утром, облачаются в костюм, отправляются на работу и начинают день. То, что предшествовало работе этим утром, было лишь обманом, аберрацией. Миллионы американцев, как и он, покупали «Тудэй» из-за хорошей спортивной странички, брились пять дней в неделю в один и тот же утренний час, вели точный счет своим победам на любовном фронте, умели различать местные новостные радиопрограммы по вступительным музыкальным аккордам и знали каждую дверь на пути с работы к дому. Мужчины, которые в подростковом возрасте придирчиво измеряли длину своих пенисов и некогда запоем читавшие классическую литературу – так Питер проглотил в свое время «Эссе» Ральфа Уолдо Эмерсона, содержание которых теперь почти полностью забыл, – мечтавшие когда-нибудь выкроить месячишко-другой, чтобы попутешествовать по Америке в трейлере с прицепом, мужчины, болезненно озабоченные собственной раздавшейся талией, мало-помалу осознавшие благодаря собственному опыту то, кем были их отцы и сколько им пришлось в свое время вытерпеть, мужчины, которым вечно не хватало времени на то, чтобы вникнуть, как положено и как им того хотелось бы, в умные аналитические газетные статьи, мужчины, плохо знавшие географию и время от времени позволявшие себе расистские высказывания, о чем они потом сожалели, мужчины, никогда не испытывавшие настоящих материальных трудностей, не знавшиеся с людьми, которым трудности эти были знакомы, и не чувствующие еще трепета при мысли о смерти.

Суждено ли ему когда-нибудь сделать нечто великое, то, что останется в памяти людской? Или же проживет он свою жизнь, пройдя отмеренную ему дистанцию, и уйдет, как будто и не жил? Не удивительно, что все обзаводятся детьми; ведь ребенок служит доказательством того, что ты существовал на свете. Даже эти мысли, как и сам он понимал, были безнадежно ординарны: схожие мысли рождались и у других. Наверное, и мозг его мало чем отличался от прочих. Ведь целых три года его натаскивали мыслить привычными категориями юриспруденции. Он грыз гранит юридической науки в библиотеках, конспектировал судебные дела, входил в класс конституционного права в абсолютной готовности отразить любую атаку профессора и с блеском ответить на любой его вопрос. Что за жалкое тщеславие! Он хорошо успевал по конституционному праву, недолюбливал налоговое право, зато был совершенно очарован уголовным правом.