Вот представляете, ни у кого из жидов в Москве нет столько книг в переплетах с золотым тиснением, а у Жукова есть!
Желая понравиться «культурному» обществу Москвы, Абакумов попадал к нему в зависимость. А у жидов свои законы, а не советские. Конкретно – в этом обществе нет худшей клички нежели «антисемит», «антисемитов» это общество отвергает. Абакумову волей-неволей пришлось лавировать между жидовскими законами и советскими. И он, в конце концов, долавировался.
Дальнейшие факты я беру из уже упомянутой книги К. Столярова «Палачи и жертвы»,[499]
опуская его домыслы по отношению к ним.Летом 1951 г. подполковник Рюмин, следователь МГБ, не вытерпел и написал заявление начальнику Абакумова – Маленкову. Рюмину не понравились «еврейские» странности Абакумова и в частности: вопреки закону протоколы допросов евреев, по указанию Абакумова, не велись, делались только заметки, а потом полковник Шварцман, еврей по национальности, по этим заметкам писал протокол для отсылки в Политбюро на ознакомление. Причем преступные моменты в показаниях сглаживались.
Был арестован профессор Этингер, лечивший членов правительства, дело которого вел Рюмин, но Абакумов запретил разрабатывать его на предмет возможного терроризма. Это как понять? Более того, придя однажды на службу и требуя из внутренней тюрьмы Этингера к себе на допрос, Рюмин вдруг узнает, что по приказу Абакумова Этингер переведен в тюрьму в Лефортово, а там спешно умер.
И, наконец, МГБ получило данные о создании группкой еврейской молодежи антисоветской организации «СДР», постановившей убить Маленкова за антисемитизм. Но Абакумов запретил ее трогать!
Думаю, что любой, взглянув на эти факты, немедленно задастся вопросом – а что случилось? Этим вопросом задалось и Политбюро, в результате Абакумов 12 июля 1951 г. был арестован вместе со Шварцманом и рядом других работников МГБ, и прокуратура начала их расспрашивать по поводу этого странного поведения.
Абакумов, естественно, оправдывался, но его оправдания могут убедить только Столярова. От Шварцмана, фальсифицировавшего протоколы допросов, Абакумов отрекся, а тот немедленно «закосил» под сумасшедшего.
По поводу Этингера Абакумов отвечал так:
«Руководство 2-го управления доложило мне, что Этингер является враждебно настроенным. Я поручил подготовить записку в ЦК. В записке были изложены данные, которые убедительно доказывали, что Этингер – большая сволочь. Это было в первой половине 1950 г., месяца не помню. Но санкции на арест мы не получили… А после того как сверху спустили санкцию, я попросил доставить Этингера ко мне, так как знал, что он активный еврейский националист, резко антисоветски настроенный человек. „Говорите правду, не кривите душой“, – предложил я Этингеру. На поставленные мною вопросы он сразу же ответил, что его арестовали напрасно, что евреев у нас притесняют. Когда я стал нажимать на него, Этингер сказал, что он честный человек, лечил ответственных людей. Назвал фамилию Селивановского, моего заместителя, а затем Щербакова. Тогда я заявил, что ему придется рассказать, как он залечил Щербакова. Тут он стал обстоятельно доказывать, что Щербаков был очень больным, обреченным человеком…
В процессе допроса я понял, что ничего, совершенно ничего, связанного с террором, здесь нет. А дальше мне докладывали, что чего-то нового, заслуживающего внимания, Этингер не дает».
Однако к этому времени следователи прокуратуры выяснили, что Абакумов врет, поскольку заместитель начальника Следственной части по особо важным делам Лихачев на допросе в прокуратуре показал, что незадолго до перевода в Лефортово Этингер дал показания об умышленном неправильном лечении Щербакова, что и повлекло его перевод в Лефортово и спешную смерть.
Несколько более подробно о Щербакове.