Убийство Сталина и Берия

В связи с расследованием по делу о смерти Щербакова Тимашук 24 июля и 11 августа 1952 г. пригласили в МГБ как эксперта. Упомянутый мною Костырченко делает заключение, что в «ходе этого визита случайно выяснилось», что Жданова лечили неправильно. Это исключено, хотя формально Егорова и Виноградова арестовали после этих вызовов Тимашук в МГБ (18 октября Егорова и 4 ноября Виноградова). Во-первых, если бы следователи узнали о ее письме Власику, то первым бы арестовали его, а на самом деле Власика арестовали только в декабре. Во-вторых, сама Тимашук пишет, что по поводу ее письма Власику и неправильного лечения Жданова ее вызвали к следователю «в конце года», а июль и начало августа это не конец года. В-третьих, она слишком малая величина, чтобы по ее словам арестовали академика и профессора. Нет, Тимашук, как и полагается соучастнику, молчала и о письме Власику, и о неправильном лечении Жданова.

Арест Егорова и Виноградова был произведен после того, как назначенная следствием экспертная комиссия под председательством главного терапевта Минздрава СССР профессора П. Е. Лукомского рассмотрела все оставшиеся документы по лечению Жданова и пришла к выводу, что врачи его залечили. Я пишу про «оставшиеся документы», поскольку летом 1951 г., когда был арестован министр МГБ Абакумов, «Власик, почувствовав опасность, не только изъял у Егорова все документы, связанные с разбирательством жалоб и заявлений Тимашук, пытаясь тем самым утаить их от нового руководства МГБ, но потом доложил Сталину, что никаких оснований подозревать кремлевских медиков не существует», – пишет Костырченко.

Таким образом, о записке Тимашук следствие узнало только где-то в ноябре 1952 г. и скорее всего от начавших каяться Егорова или Виноградова. Егоров докладывал следствию: «Не подлежит никакому сомнению, что если бы Абакумов и Власик провели должную проверку заявления Тимашук сразу же после его поступления, то мы, врачи, виновные в гибели Жданова, были бы разоблачены еще в 1948 году».

Таким образом, в ноябре 1952 г. («в конце года» ) Тимашук осталось только подтвердить следствию, что она в 1948 г. такую записку Власику писала. И ей некуда было деться: факт своего письма Власику она подтвердила. Но я хочу, чтобы вы обратили внимание на следующие моменты.

Ни Егоров, ни Виноградов не знали и не могли сообщить следствию, что 7 сентября Тимашук написала еще одну записку – Кузнецову. И об этом ни следствие, ни Сталин так и не узнали. А ведь это было очень важно, поскольку вводило в круг подозреваемых в том, что они заинтересованы в смерти Жданова, не врачей-евреев, а партийную элиту.

Непонятно, почему следствие не арестовало саму Тимашук. Ведь следователи пытались раскрыть заговор, ошибочно считая, что это заговор врачей. Основанием так считать было то, что врачи неправильно лечили Жданова и скрыли это от правительства. Но ведь врач Тимашук делала то же самое! Более того, если Егоров и Виноградов могли добросовестно заблуждаться и не верить, что у Жданова инфаркт, то Тимашук 28 августа, наклеив ленты кардиограммы на бумагу, ниже без тени сомнения написала: «Инфаркт миокарда в обл. передней стенки и перегородки». Но не бросилась к Жданову и не предупредила его! Что толку от ее записки, о которой она после устройства своих дел 4 года молчала, позволяя тем же врачам так же плохо лечить советское правительство? Но следствие Тимашук не арестовало. Почему?

По существу непонятно и за что Тимашук наградили высшим орденом страны и прославили на весь Союз. Формальный ответ, что ее, дескать, сделали героем на фоне врачей-вредителей, должен быть принят – против потребностей агитации и пропаганды нечего возразить. Когда нужно, а героев нет, то их создают искусственно. Но ведь этот орден одновременно стал и ее иммунитетом от следствия: теперь ее уже и не могли допросить об участии Кузнецова в сокрытии причин смерти Жданова. Более того, этот орден вполне можно считать наградой именно за это молчание.

Три ордена