Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале

Что в нижней комнате было совершено какое-то убийство, в этом никто из осматривавших дом не сомневался. Так как трупа или трупов в комнате со следами крови не оказалось, то, значит, их куда-то выносили. Нетрудно было видеть, что, чтобы попасть на улицу, надо было пройти через всю анфиладу комнат нижнего этажа к выходу в передний двор у выездных ворот, так как другой выход был загорожен забором. Наметкин не проследил этого пути, не осмотрел полов комнат нижнего этажа, где не могло не быть кровяных следов от проносившихся по ним убитых людей, а может быть, и кое-каких вещей и вещиц, выпавших с покойников и могших помочь установить личности убитых.

Потом комиссия пошла напротив Ипатьевского дома, по Вознесенскому переулку, в дом Попова, где помещались люди охранной команды, и осмотрела его. И там тоже среди разбросанного, ненужного хлама, лоскутов и предметов солдатского обихода казарменного расположения оказались вещи, принадлежавшие Царской Семье: коробка с десятью стеклами волшебного фонаря; овальная деревянная иконка Ангела Хранителя с надписью на оборотной стороне рукой Государыни Императрицы: “Христос Воскресе, 25 марта 1912 г. Ливадия”; три катушки с пленками Кодака; овальная медная бляха с вензелем “А.Ф.” и Императорской короной, сорванная с какого-то сундука; металлический вензель “А.Ф.”, тоже, видно, сорванный с какого-нибудь кожаного чемодана или саквояжа, и, наконец, опять-таки масса пепла в печах с перегоревшими остатками разных вещиц: бус, игрушек и бумаги. Но осмотр дома Попова даже не попал в протокол Наметкина, а определился уже позднее из допросов участников осмотра.

Из дома Попова комиссия пошла во двор дома Ипатьева, осмотрела каретник и брошенные там вещи Царской Семьи, заглянула в помойку. Из нее, замаранными грязью, вытащили: большой образ Федоровской Божьей Матери в золотой, потускневшей от времени ризе, но со срезанным очень ценным бриллиантовым венчиком. Эта находка произвела сильное впечатление на присутствовавшего здесь же Чемадурова; он заявил, что с этой иконой Государыня Императрица никогда не расставалась и никогда бы не рассталась ни при каких условиях путешествия.

Далее среди извлеченных вещей оказались: деревянная дощечка с остатками иконы на ней и надписью на обороте - “Спаси и сохрани. Мама. 1917 г. Тобольск”; еще остаток иконы на деревянной дощечке; дамский батистовый белый носовой платок, обшитый кружевом; черный шелковый дамский мешочек-сумка; белая женская блузочка; черный военный галстук, с пришитой к нему лентой ордена Св. Владимира 3-й степени, какой носил доктор Боткин; кусок Георгиевской ленточки, сорванной, по-видимому, с военной шинели.

Как ни поверхностно и бегло был произведен осмотр дома Ипатьева в этот раз, тем не менее он оставил сильное впечатление среди участвовавших в нем офицеров.

“Убиты, и убиты все”, - говорили одни, выходя после осмотра из дома.

“Не может быть; этого нельзя допустить… этому невозможно поверить”, - говорили другие, стараясь освободиться от тяжело давившего на душу впечатления.

Доктор Деревенько, участвовавший в осмотре, был спокоен. Он разделял мнение, что убиты не все. На присутствовавшего товарища прокурора Екатеринбургского окружного суда Кутузова доктор Деревенько произвел впечатление человека, знавшего, что преступление должно было совершиться.

Старик Чемадуров, после находки иконы Федоровской Божьей Матери, впал в мрачное, угрюмое состояние. Почти злобным тоном он отвечал на предлагавшиеся ему вопросы и все твердил, как бы про себя: “Не знаю, ничего не знаю, что постигло моего Государя и Его Семью”.

Убиты все - было внутренним чувством людей. Убиты, но не все - говорили те, кто не хотел верить в возможность такого ужасного злодейства, или те, кто был побуждаем особыми причинами, им одним известными.

Вот общие решения и мнения населения города Екатеринбурга в первые два-три дня по освобождении его от советской власти.

27 июля утром к военному коменданту 8-го городского района, капитану Гиршу, явился поручик Андрей Андреевич Шереметьевский и, предъявив целый ряд обгорелых вещей и предметов от различных частей одежды, белья и обуви, рассказал следующее.

Скрываясь от большевиков в период их власти в Екатеринбурге, он проживал в деревне Коптяках, в 18 верстах к северо-западу от города. 17 июля несколько крестьян этой деревни, направляясь утром по своим делам в город, были неожиданно задержаны на дороге в лесу, недалеко от так называемого урочища “Четырех Братьев”, вооруженными конными красноармейцами и возвращены обратно в деревню. При этом красноармейцы им объясняли, что лес оцеплен и туда не пускают по той причине, что у них происходят маневры и будут стрелять. И действительно, уже удалившись назад к деревне, крестьяне слышали вдалеке, со стороны так называемой “Ганиной ямы”, глухие разрывы, как бы от двух-трех ручных гранат.