Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале

В моей книге я вынужден был, упоминая о различных деятелях трагической эпохи, добавлять к фамилиям их имена. Произошло это потому, что среди советских главарей многие - нерусской национальности и предпочитают жить и действовать под вымышленными русскими фамилиями. Так как, к сожалению, мне не удалось узнать их настоящих фамилий, а, с другой стороны, я вовсе не хочу вводить читателя в заблуждение, что главные деятели по делу: Свердлов в Москве, Голощекин в Екатеринбурге - люди русской национальности, то мне и пришлось отмечать это хотя бы именами их. Тех же, которых имена остаются неизвестными, я называю по фамилиям с добавлением указания на национальность. Эти детали исключительно важны для будущей истории советской власти в России, почему не отметить их - нельзя.

М.Д.

Глава I ОСВОБОЖДЕНИЕ ЕКАТЕРИНБУРГА

В ночь с 24 на 25 июля 1918 года наши войска, под начальством, тоща полковника, Войцеховского, рассеяв Красную армию товарища латыша Берзина, заняли Екатеринбург. Советские власти и деятели в большой растерянности, спешности и тревоге бежали на Пермь, побросав и позабыв в городе много своих бумаг и документов, но увозя под сильной и надежной охраной, специальным поездом, награбленное у жителей имущество и в особенности ценности и документы, принадлежавшие Царской Семье.

Некоторые из комиссаров начали покидать город еще с 19-го числа, но тем не менее все они проявляли какое-то особое волнение, нервность и растерянность, доводившие их до панического состояния. Янкель Юровский, житель города Екатеринбурга, секретный председатель Чрезвычайной Следственной Комиссии и комиссар “дома особого назначения” (так назывался у большевиков дом Ипатьева, где содержалась Царская Семья), был в таком состоянии, что, уезжая из этого дома поздно вечером 19-го числа и увозя семь чемоданов, наполненных Царскими вещами, забыл на столе своей комнаты в этом доме свой бумажник с 2000 рублями в нем.

Город встретил вступление наших войск как Светлый праздник: флаги, музыка, цветы, толпы ликующего народа, приветствия, церковный звон, и смех, и радостные слезы - все создавало картину ликующего начала весны в новой жизни и настроение великого праздника Воскресения Христова.

А в природе было лето, и город едва очнулся от давившей его последние дни какой-то ужасной, мрачной обстановки смерти, похорон, погребального стона, как бы нависшего черной тучей над всем городом и его окрестностями. Так бывает в зачумленных городах: не видно этих несчастных чумных, не слышно их, не известно даже, что где и происходит, но чувствуется, что что-то совершается ужасное, что что-то совершилось уже; чувствуется веяние смерти вокруг. И страшно, и мрачно, и жутко на душе.

Таково было настроение в Екатеринбурге перед освобождением его нашими войсками. И потому весной и Светлым праздником показался его обывателям день 25 июля.

Только на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка, за двумя рядами высоких, сплошных заборов, скрывавших окна от глаз улицы, в небольшом, но хорошеньком, беленьком домике продолжали царить мрак, мертвая тишина и тени преступления.

Это дом Ипатьева, или, по-большевистски, “дом особого назначения”, в котором содержалась в Екатеринбурге с 30 апреля 1918 года Августейшая Семья.

В этом доме еще 14 июля священник о. Сторожев, с Диаконом Василием Буймировым совершал обедницу для всей собравшейся в зале Царской Семьи, бедный Наследник Цесаревич Алексей Николаевич страдал своей наследственной болезнью и сидел в кресле. Тут же присутствовали тогда доктор Боткин, девушка Демидова, повар Харитонов, камердинер Трупп и мальчик Седнев; поодаль у окна стоял комиссар Янкель Юровский и не спускал глаз с молившихся впереди русских христианских людей.

Все Члены Царской Семьи имели вид утомленный и, против обыкновения, никто из Них не пел во время службы, как было на предшествовавших пяти службах, до появления в доме Янкеля Юровского. А когда во время этой службы 14 июля, по чину обедницы, отец диакон вместо того, чтобы прочесть, по ошибке запел “со Святыми упокой”, все Члены Семьи бывшего Императора Николая II опустились на колени.

“Знаете, о, протоиерей, - сказал дьякон Буймиров, выйдя из дома. - У них там что-то случилось: Они все какие-то другие точно, да и не поет никто”.

Где же были теперь обитатели этого дома?