Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале. Часть II

6 марта 1917 года общественный Кабинет Министров, назначенный Временным комитетом Государственной думы и санкционированный советом солдатских и рабочих депутатов , объявил, «во исполнение властных требований народной совести, во имя исторической справедливости и в ознаменование окончательного торжества нового порядка, основанного на праве и свободе», амнистию «по всем делам политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, военым восстаниям и т.д.». Но уже 8 марта этот общественный кабинет счел необходимым без следствия, суда и приговора арестовать «гражданина Николая Александровича Романова», и не только Его, но и всю Его Семью, заключить их под стражу, лишить свободы и права и впоследствии сослать под караулом в Тобольск.

15 марта члены этого общественного кабинета: кн. Г. Е. Львов, П. Н. Милюков, А. Ф. Керенский, Н. В. Некрасов, А. И. Коновалов, А. А. Мануйлов, А. И. Гучков, А. И. Шингарев, М. И. Терещенко, И. В. Годнев, В. Н. Львов и Ф. И. Родичев, принося присягу, клялись преклониться «пред выраженною учредительным собранием народною волею об образе правления и основных законах Российского государства», но в то же время сочли возможным обещать «всеми предоставленными им мерами подавлять всякие попытки, прямо или косвенно направленные к восстановлению старого строя», т.е. свергнутого ими самодержавного строя Романовской династии.

Руководствуясь и под впечатлением доктрин Думских политических партий, группировок и блоков преуспев в политическом состязании с «создавшимся в явочном порядке» советом солдатских и рабочих депутатов и получив возможность, по словам декларации, составленной П. Н. Милюковым, «восстановить некоторый порядок», надо думать, что министры Временного правительства полагали принятую ими политическую деятельность в достаточной мере соответствующею желаниям страны и всего народа. «Энтузиазм населения по поводу совершающегося, - пишет П. Н. Милюков, - дает полную уверенность не только в сохранении, но и в громадном увеличении силы национального сопротивления». «Не может быть двух мнений, - говорит профессор К. Соколов, - насчет того, что представляло собою Временное правительство такого состава. Это было то самое министерство общественного доверия, которого тщетно добивался от Николая II думский блок. То, в чем отказывало России безумное упорство Царской власти, дала ей политическая мудрость революции». «Наша родина знает людей, подписавшихся под текстом присяги. Она прислушивалась к их голосам и верила им раньше, когда русскую жизнь властно давили мрак и произвол, она верит им и теперь в эту историческую минуту», - писал журнал «Жизнь и суд», но такие же суждения можно найти почти во всех других периодических изданиях обеих столиц того времени.

По-видимому, либерально-буржуазные круги российской интеллигенции, руководившие с 1905 года политическими настроениями и движением общественной мысли страны, были искренне убеждены, что русский народ перерос формы своего государственного строя и что он стремится к свободе и самоуправлению в государственном отношении. «Путь, который нужно было пройти обширнейшему в мире государству от военного мятежа в столице до торжественного установления республиканской конституции, казался в первые месяцы революции таким легким и коротким» - такое мнение царило в политиканствовавших кругах буржуазной интеллигенции в первое время революции. Воспитавшись на политических течениях и формах Западной Европы, с увлечением следуя теоретически доктринам социальных учений различных умов мира, стремясь к приобщению себя к умственной культуре Европы, русская интеллигентная масса в значительной своей части прониклась убеждением, что русский народ уже пережил дух своего неограниченного самодержавного строя, что за период с 1861 года он уже утратил свои симпатии к монархическим формам и что в уме и сознании народа в достаточной степени культивировались идеи и желания, исповедовавшиеся столичной и подпольной либеральной интеллигенцией. В этом убеждении как бы поддерживала руководителей из народных избранников Государственной думы и та внешняя обстановка первых дней революции в столице, когда Дума сошла с почвы законности, ослушалась Царя и представилась Временному Комитету центром новой власти, власти революционной, желаемой и поддерживаемой страной и иностранными представителями Европы.