Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале

“На другой день после получки жалованья, значит, во вторник 16 июля до 10 часов утра я стоял на посту у будки около Вознесенского проспекта и Вознесенского проулка. Егор Столов, с которым я вместе жил в одной комнате, стоял тогда в эти же часы на посту в нижних комнатах дома. Кончив дежурство, мы со Столовым пошли попьянствовать на Водочную улицу, к милиционеру 2-й части по имени Адольфу, потому что, как мы это знали от него самого, у него был денатурат. Напились мы со Столовым денатурату и под вечер пришли домой, так как нам предстояло дежурить с 5 часов. Медведев увидел, что мы пьяны, и посадил нас под арест в баню, находившуюся во дворе дома Попова. Мы там и уснули.

Спали мы до 3 часов ночи. В 3 часа ночи к нам пришел Медведев, разбудил нас и сказал нам: “вставайте, пойдемте”. Мы спросили его: куда? Он нам ответил: “зовут, идите”. Я потому говорю, что было это в 3 часа, что у Столова были при себе часы, и он тоща смотрел на них. Было именно 3 часа.

Мы встали, пошли за Медведевым. Привел он нас в нижние комнаты дома Ипатьева. Там были все рабочие-охранники, кроме стоявших тогда на постах. В комнатах стоял как бы туман от порохового дыма и пахло порохом. В задней комнате с решеткой в окне, которая рядом с кладовой, в стенах и в полу были удары пуль. Пуль особенно было много в той стене, что напротив входной двери, но были следы пуль и в других стенах. Там, где в стенах и полу были пулевые отверстия, вокруг них была кровь; на стенах она была брызгами и пятнами; на полу - маленькими лужицами. Были капли и лужицы крови и во всех других комнатах, через которые нужно было проходить во двор дома Ипатьева из этой комнаты, где были следы от пуль. Были такие же следы крови и во дворе к воротам на камнях. Ясное дело, в этой именно комнате с решеткой незадолго до нашего со Столовым прихода расстреляли много людей. Увидев все это, я стал спрашивать Медведева и Александра Стрекотина, что произошло? Они мне сказали, что только что расстреляли всю Царскую Семью и всех бывших с Нею лиц, кроме мальчика.

Медведев приказал нам со Столовым убирать комнаты. Стали мы все мыть полы, чтобы уничтожить следы крови. В одной из комнат было уже штуки 3 - 5 метел. Кто именно их принес, я не знаю. Думаю, принесли их со двора, где я их раньше видел. По приказанию Медведева Кронидов принес из-под сарая со двора опилок, Все мы мыли холодной водой и опилками полы, замывая кровь. Кровь на стенах, где был расстрел, мы смывали мокрыми тряпками. В этой уборке принимали участие все рабочие, кроме постовых. И в той именно комнате, где была побита Царская Семья, уборку производили многие. Помню я, что работали тут человека два “латышей”, сам Медведев, отец и сын Смордяковы, Столов. Убирал в этой комнате и я. Но были еще и другие, которых я забыл. Таким же образом, то есть водой мы смывали кровь во дворе и с камней.

После уборки комнат мы со Столовым пошли было в наше помещение в доме Попова, но нас Медведев посадил опять в баню досиживать арест. Пошли мы в баню и проспали часов до 10 утра. Это, значит, было уже в среду. В 12 часов я стал на пост снаружи у будки на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского проулка. Простоял я два часа. Тут мы со Столовым пошли в город и прошатались до вечера. Знакомых мы никого не видели и никому про убийство не говорили. Вечером мы пришли в казарму, поели и легли спать”.

Интеллигент Сакович не отпирался, что он служил у советской власти, но в своем рассказе лгал от начала до конца, 17-летний хулиган Проскуряков рассказал голую правду, но лгал перед этим: сначала упорно отпирался, что служил советской власти, потом признался, что служил, но ничего не знает, и только после долгих бесед с Соколовым, наконец, рассказал, и рассказал правду. В этом разница индивидуальностей советских деятелей из интеллигенции и из пролетариата, но ложь так или иначе является непременным аксессуаром этих деятелей. Затем характерная им всем общая черта - повествует ли интеллигент или хулиган, рассказывают ли ложь или правду, обязательно выдадут всех, кого только могут, лишь бы оградить себя. Забота о себе ни на минуту не покидает советского деятеля, как не покидала она и деятеля революции с первого ее момента, и всякого политического деятеля последних годов, предшествовавших революции.

Проскуряков, сначала солгавши, заговорил правдиво. Заговоривши правдиво, он каялся в своей преступной деятельности, сознавал свои ошибки, свою подлость и, хотя, может, делал это не без умысла смягчить сердце судей и облегчить свою участь, но во всяком случае сознал свою низость и глупость вполне искренно, убежденно. Сакович, тот своей мерзости не признает и не желает признавать. Он и лжет в рассказе так, чтобы доказать, что он делал вполне хорошо и иначе не могло быть. Он ни минуты не выказывает раскаяния ни в каком виде и считает, что каяться ему и не в чем, так как вся его беспринципная деятельность есть именно та, которая и должна быть.