Убийство церемониймейстера

– Товарищи говорили, ваше высокоблагородие, что вы человек справедливый. А правда, будто вы арестанта, что на вашу личность с ножом бросился, вместо чем повесить, велели только выпороть?

– Правда. Пустой был человек, это его «иваны» заставили. Пожалел дурака.

– И не плетью, а просто розгами?

– Да. Но ты тайну-то будешь сказывать? Или нету никакой тайны, а так, язык почесать ляпнул?

– Есть! Есть тайна. Тока вам, за вашу справедливость, скажу. Сегодня ночью на костеобжигательном заводе будут мертвое тело жечь.

– Где именно? – выскочил вперед Вощинин. – Для чего?

Но Гусиная Лапа его игнорировал, пытливо глядя на Алексея.

– След заметают? – спросил тот.

– Надо полагать.

– На каком заводе? Их в городе четыре.

– Того не знаю. Но где-то на Гутуеве.

– Вот спасибо тебе, Вафусий Силыч! Буду думать, как тебе поблажку учинить.

– Вы мне уже учинили, ваше высокоблагородие, – серьезно ответил налетчик. – Тем, что руку не сломали или нутро не отбили, как Глазенапу[6]. Ежли б я знал, что на Лыкова с ножом посягаю, сам бы бежал от вас быстрее пули.

Сыщики отошли в угол и стали там совещаться.

– На Гутуевском острове три завода, – стал загибать пальцы надворный советник. – Первый, самый маленький, – Грумбта. Это на Динабургской. Рядом с ним второй, Кобозева; он самый большой. А третий завод – Ильина. На котором из них?

– У Кобозева, – решительно заявил Вощинин. – Вот же темный человек! Давно мы вокруг ходим, а схватить не за что.

– Это тот, что Михаил Никитич? Почетный гражданин и благотворитель?

– Он, собачья суть! Главный в столице скупщик краденого. Владелец крупнейшей артели тряпичников. И костеобжигательный завод у него тоже самый-самый. На Динабургской, повозле завода, трактир и доходный дом. Ну, как дом? Так, казарма для рабочих… А сама ставка Мишкина находится на Лиговке. Там полноценный притон: торговые бани, второй трактир и балаганы для тряпья. Благотворитель, мать его ети!

У Платона Сергеевича даже задергалось веко. Видать, почетный гражданин Кобозев сильно ему досадовал…

– Трактир на Лиговке – «пчельник»?[7] – уточнил Алексей.

– Только отчасти. Обыватели туда тоже ходят, не одни фартовые. Но тон задают «красные»[8]. И с ними у Кобозева крепкая стачка.

– А в чем его главное дело? Бани?

– Ну, там, конечно, незаконная проституция, но обороты дает артель. В балаганах, что во дворе, скупают и хранят краденое. Однако сделано так, будто сам Кобозев ни при чем, все отдано в аренду и скупку ведут приказчики. Ночью украли, под утро перешили и тут же выставили на Толкучем. Хозяин свою вещь уже не опознает.

– Облавы делали?

– Последний раз еще при Иване Дмитриевиче[9], десять лет назад. Как стал Кобозев большой благотворитель, ходить туда мы прекратили. Начальство не одобряло…

Лыков понял затруднение коллежского советника. Артели тряпичников тесно связаны с ворами и часто руководят ими. Тряпичники – и наводчики, и скупщики. Двадцать хозяев таких артелей держат весь воровской оборот столицы. У каждого свой «пчельник», свои шайки на прикорме, свои ночные портные и подпольные ломбарды. Высокий забор и злые собаки охраняют дом от непрошеных гостей. Разбогатев, хозяин артели ставит на довольствие участкового пристава и околоточного. Еще избирается в гласные думы, обзаводится посредниками и присяжными поверенными. И делается для полиции неуязвим.

– Платон Сергеевич, а может, это шанс? Найдем сегодня ночью на кобозевском заводе покойника – и прижмем стервеца?

Вощинин с сомнением покачал головой:

– Не сам же он будет его в печь совать? Но хоть кровь попортим аспиду. Так что новость все равно хорошая. Теперь главное не спугнуть!

Сыщики воротились к Гусиной Лапе. Тот сидел безучастный и скучал.

– Ваше высокоблагородие, на Шпалерной скоро ужин подадут! Я ж из-за своей доброты и голодным останусь! Это рази правильно?

– Последние два вопроса, Вафусий, и поедешь шамать, – успокоил фартового Лыков. – От кого ты узнал про покойника?

– В трактире подслушал, в «Любиме».

– «Любимов» в городе тоже не один. Это который на углу Виндавской и Динабургской?

– Точно.

– Кобозева заведение, – пояснил Вощинин. – Все сходится!

– А кто с кем разговаривал? – продолжил расспросы Алексей.

– Да два галмана, от сохи пришли водки попить. На вид – истопники. Черные все!

– Что именно они сказали?

– Всего и баяли, что ночью палить кого-то привезут. По петуху[10] им обещано. Все, боле ничего не знаю, жрать хочу!

Налетчика увезли в домзак, но Вощинин велел поместить его в одиночку. Если облава даст результат, утром он понадобится для опознания. А сыщики начали подготовку к ночной вылазке.

Так Лыков, сам того не желая, оказался втянут в операцию чужого ведомства. Ему пришлось телефонировать Дурново, объяснять ситуацию и просить разрешения. Департамент полиции связан с градоначальством множеством общих дел; не редкостью были и совместные операции. Поэтому директор разрешение Алексею дал, но велел утром доложить, что из этого получилось.